Цвет надежд — зелёный (сборник)
Шрифт:
— Гм, — Густафссон глянул на свои руки и нахмурился.
— Поймите меня правильно, господин Густафссон. Цель моего прихода такова: не согласились бы вы нам помочь?
— Я?
— Господин Густафссон, вы можете оказать нам неоценимую услугу. Мы определили бы вас в отдел гардинного полотна. Это так просто. Вы бы только ходили между прилавками и показывали товар. Подняли бы на руку занавеску, расправили драпировку, показали бы какую-нибудь прозрачную ткань… Наши продавцы, разумеется, помогут вам деловыми советами. Вашей обязанностью будет лишь поговорить с одним покупателем,
Густафссон терпеливо слушал этот поток слов. Он сразу понял тайный умысел директора.
— Можете не стесняться в выражениях и прямо сказать: вы хотите, чтобы я был у вас своего рода приманкой.
Шабрен состроил оскорбленную мину.
— Как вы могли так подумать? Наш универмаг пользуется всеобщим уважением. А вы, господин Густафссон, сейчас такая знаменитость. Наш принцип: каждому товару свое время. Это относится в равной степени ко всем товарам. Мы стараемся все продавать своевременно. Мужские сорочки. Лопаты. Рыбные тефтели. Трусы. Чемоданы. Все в свое время. Современно. Актуально. Популярно. Вы тоже популярны, господин Густафссон.
— Что-то не замечал.
— Поверьте, уж я-то разбираюсь в таких вещах. Мы приглашаем вас поработать в нашем универмаге так же, как обычно приглашаем в декабре девушку, выбранную Люцией [3] , демонстрировать у нас ночные сорочки. Это красиво, изысканно и пользуется огромным успехом у покупателей. На эти демонстрации приходят толпы мужчин, желающих купить своей жене рождественский подарок. Или, к примеру, прошлым летом мы пригласили победительницу конкурса па самую красивую купальщицу демонстрировать у нас купальные костюмы. Та же картина: множество мужей явились к нам, чтобы приобрести купальный костюм для своей жены.
3
Люция – Королева Света. В Швеции принято выбирать Королеву Света в декабре – самом темном месяце года.
— Но я не могу демонстрировать купальные костюмы или ночные сорочки.
— Вы все шутите, господин Густафссон. Об этом вас никто и не просит. Надо лишь чуточку подцветить жизнь. Я готов платить вам че… триста крон в день. По субботам наш универмаг открыт, так что ваш недельный заработок составит тысячу восемьсот крон.
Тут в разговор вмешался Пружина. Поднявшись с кресла, он решительным жестом сложил газету и бросил ее на журнальный столик.
— Пять тысяч и ни кроны меньше!
Директор Шабрен смерил взглядом малопривлекательного субъекта.
— Простите, я разговариваю с господином Густафссоном.
— Знаю. Но за него отвечу я. Потому что имею честь быть его менеджером. Господин Густафссон должен получать то, чего он стоит.
— Люция — Королева Света. В Швеции принято выбирать Королеву Света в декабре — самом темном месяце года.
— Совершенно согласен. Но триста крон в день — это огромная ставка.
— Для ваших служащих, возможно, и огромная.
— Не может быть!
— Да, да. И не второй, коли на то пошло. Я не вчера родился, господин директор. Тысяча крон в день. Вы сами знаете, что такой аттракцион стоит гораздо дороже.
От всей этой сцены Густафссон был смущен, но вместе с тем в нем закипало раздражение.
— Еще неизвестно, соглашусь ли я на это предложение! — наконец вмешался он.
— Конечно, согласишься! А почему бы тебе не согласиться?
— Вот именно! — Директор Шабрен ринулся на помощь Пружине. — Что тут унизительного? Такая же почтенная работа, как и все остальные. Я сам начиная с этого, когда был молод и зелен…
Он осекся. Пружина фыркнул. Но в лице Густафссона не дрогнул на один мускул.
— Можете не извиняться, господин директор, — сказал он. — Я и так знаю, какого я цвета. Теперь и вы в этом убедились. И вот что я вам скажу: проваливайте-ка к чертовой матери со своими прилавками и зелеными неделями! — Он повернулся к Пружине. — А ты можешь составить ему компанию!
Шабрен было запротестовал. Но, поразмыслив, пожал плечами и направился к двери. Пружина поспешил вмешаться.
— Нет, нет, нет! — Он замахал руками. — Садитесь, господин директор! Прошу вас, садитесь! А ты, Густафссон, не горячись. Нельзя так разговаривать с людьми, которые желают тебе добра.
— Хорошенькое добро!
— Ты бы подумал лучше о своих детях. Каково им иметь папашу, который таится от людей? Им нужны денежки, молодежи нужны денежки. И твоей жене тоже. И тебе самому. Свое наказание ты принял мужественно, окей, браво. И ты должен, — в голосе Пружины послышались твердые нотки, — нести его с гордо поднятой головой.
Густафссон сник. Неожиданная вспышка гнева подействовала па пего самого куда сильнее, чем на остальных. Он всегда боялся обидеть человека, был очень снисходителен и с благодарностью принимал любое поощрение.
— Да, да, — пробормотал он.
Больше он ничего не успел сказать. Пружина взял бразды правления в свои руки.
— Выше голову! Ты можешь прославиться на весь мир. О тебе будут писать книги. Пишут же о людях, которые и вполовину не так известны, как ты. Только не надо рубить сук, на котором сидишь.
— Да я ничего и не сказал, — беспомощно буркнул Густафссон.
— Если я даю тебе советы, то исключительно как друг и товарищ по военной службе. Мы оба твои друзья. Не правда ли, господин директор?
Шабрен нерешительно вернулся в гостиную. Выступать заодно с этим сомнительным субъектом в качестве друга Густафссона у него не было никакого желания. Но поддакнуть он мог, это ему ничего не стоило.
— Да, конечно.
— Слышишь, Густафссон? — обрадовался Пружина. — Мы хотим только помочь тебе.
— Вот именно, — мягко сказал директор Шабрен. — Помочь — это самое подходящее слово.
Густафссон, весь поникший, пристально изучал узор ковра.
— Знать бы, — бормотал он почти про себя, — если бы только знать, как все обернется… Но кто может сказать…