Цвет жалости о музыке трав
Шрифт:
Она морщится как от боли. Нет – две горизонтальных морщинки на лбу, крепко сжатые скулы – скорее как от звука режущего слух. Так морщился бы я, если бы кто-нибудь рядом со мной провел ножом по стеклянной поверхности.
Видимо, пародия оказалась жалкой.
– Что, совсем ничего? – безнадежно спрашивает она.
– Ни единого звука, – честно
…Мы молчим уже минут двадцать. Два раза она набирала воздуха, чтобы заговорить, на лице ее явственно проступала решимость, но ничего не происходило.
Я смотрел на нее, то открывая, то закрывая глаза, видел все терзающие ее чувства. Чуть прищуренные глаза – грусть. Опущенная левая бровь – неуверенность. Изогнутые плавной буквой S губы – ощущение неизбежности.
В каком-то виде отголоски этих чувств я видел в ней еще три встречи тому назад. Просто сейчас они, похоже, достигли своей «точки кипения».
И это хорошо.
Я искренне хотел бы помочь ей выйти их этого положения, но не мог. Она должна все сделать сама.
Чтобы потом быть уверенной, что инициатива исходила именно от нее.
Она в третий раз делает глубокий вдох и начинает:
– Ты знаешь… Мне кажется, будет лучше, если больше не будем встречаться. У нас ведь все равно нет будущего. Если не сейчас, то через месяц точно…
– Хорошо, – на самом деле я не испытываю чувств, которые изображаю. Просто я должен подыграть ей. – Раз ты все уже решила за нас обоих…
– Не говори так! – она пододвигается ближе, начинает гладить мою ладонь в неосознанном желании поделиться своей последней нежностью. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Просто я не могу так. Ты же видел, я пробовала… – замолкает, утыкаясь лицом в мою грудь. Лицом, на котором через несколько секунд оставят свой след первые слезы. – Я не знаю, что говорить…
– Ничего не нужно говорить, – успокаиваю я, в последний раз гладя ее волосы. – Ничего. Ты поступаешь правильно. За меня не волнуйся. Переживу.
Я усмехаюсь.
– Да, и последняя просьба… Можно? – спрашиваю.
Она вопросительно смотрит мне в глаза.
– Когда будешь уходить – не одевайся, ладно? Хочу запомнить…
Она улыбается сквозь слезы, еще раз дотрагивается до меня и резко поднимается с земли…
… Уходя, она не разу не оглянулась.
И хорошо. Пусть я скорее забуду твое лицо.
Но я навсегда запомню тебя такой:
Тонкие руки.
Узкие, хрупкие плечи.
Почти полностью скрытые водопадом длинных прямых волос.
Талия, которую можно обхватить двумя ладонями.
Да что там!.. Которую я обхватывал двумя ладонями.
Ямочки на ягодицах, будто подмигивающие друг другу, когда ты идешь.
Тонкие, стройные ноги, по щиколотку утопающие в густой, фиолетовой траве…
Я закрываю глаза, одновременно включая внутреннее зрение.
И такой я запомню тебя навсегда:
Легкая, почти невесомая аура. Никаких шумов и искажений, обычно создаваемых одеждой.
Свет Солнца проходит сквозь нее, преломляясь. Расцвечивая блуждающими, оранжевыми сполохами.
Немного салатового слева – грусть.
Почти до конца развеявшееся облачко розового – неуверенность.
Но это ужасный – он так режет глаз!
Но это ужасный – он так контрастирует с остальными, мягкими и теплыми, цветами!
Но это ужасный – светло-голубой, на границе с серым цвет! Прямо над головой!
Нет, я не мог больше быть рядом с ней!
Только, если сознательно выключить внутреннее зрение…
Но разве можно прожить без него?
Ответ очевиден…
Мне проще отказаться от тебя. Прости, милая девушка. Окруженная ореолом серо-голубого цвета.
Цвета жалости…
июнь 1998