Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Финли Виктория

По какой-то причине легче понять идею действия электромагнитных волн, фактически изменяющих то, на что они попадают, говоря о невидимых волнах, таких как рентгеновские лучи. Трудно поверить, что свет – прекрасный, доброжелательный белый свет – также изменяет почти любой объект, на который падает, а не только те, что содержат хлорофилл и ожидают лучи света того подходящего спектра, который запустит в них процесс фотосинтеза.

Лучший способ понять это – думать не столько о том, что что-то «является» цветом, сколько о том, что свет «делает». Атомы в спелом помидоре заняты тем, что дрожат – или танцуют, поют; используемые метафоры могут быть такими же радостными, как и цвета, которые они описывают, – и, когда на них падает белый свет, они поглощают большую часть синего и желтого спектра и отражают красный. Парадоксально, но это означает, что «красный» помидор на самом деле поглощает все длины волн, кроме красной. Неделей раньше эти атомы танцевали бы немного другой танец – поглощали красный свет и отражали остальные, а в результате мы бы видели зеленый помидор.

Я видела то, что, как я понимаю, является переходным цветом, только однажды, во время поездки в Таиланд, во время моего десятидневного поста. Мне было хорошо (хотя я никогда не думала, что можно почувствовать запах шоколадного мороженого за двадцать метров), а на девятый день, прогуливаясь по саду, я вдруг в изумлении остановилась. Передо мной был куст бугенвиллеи, покрытый розовыми прицветниками, только они не были розовыми, они мерцали – как будто сердцебиение стало видимым. Я вдруг поняла глазами, а не только умом, что феномен цвета связан с колебаниями и излучением энергии. Я простояла так минут пять, прежде чем меня отвлек какой-то звук. Когда я оглянулась, бугенвиллея стала цветущим кустом, а природа снова вернулась в исходное состояние: это обычно упрощает жизнь. После того как я возвратилась к приему пищи, это состояние никогда не повторялось.

Существует несколько «физических» причин возникновения цвета, но одна из них нам всем знакома – это радуга, появляющаяся в небе, когда свет отражается от капель дождя и разделяется (это называется «преломляется») на отдельные длины волн. Это объяснение было найдено в 1666 году молодым человеком, сидевшим в темной комнате с двумя маленькими стеклянными пирамидками (призмами). В ставнях окна он просверлил отверстие шириной около сантиметра, через которое в комнату проникал тонкий солнечный луч. И в один знаменательный день студент Кембриджа, которого звали Исаак Ньютон, поднял призму и увидел, как на противоположной стене она создает то, что позже было им описано как «цветное изображение солнца». Он уже знал, что это произойдет, но гениальность Ньютона заключалась в том, что он догадался перевернуть вторую призму таким образом, чтобы этот разноцветный свет проходил через нее. Он обнаружил, что на этот раз радуга исчезла и на выходе снова возник луч белого света. Так впервые ученый показал, что белый свет состоит из лучей всех цветов спектра. Когда Ньютон наконец опубликовал свои открытия – через тридцать восемь лет [5] , – это оказалось первым реальным описанием того, как луч каждого цвета, проходя через призму, изгибается под определенным фиксированным углом. Красный луч изгибается меньше всего, а фиолетовый – больше. В той же книге Ньютон назвал пять других цветов, лежащих между этими крайними цветами. Один из его вариантов был совершенно исключительным, о чем я расскажу в главе «Индиго».

5

Ньютон опубликовал свой труд «Оптика» в 1704 году. В предисловии он объяснил, что отложил печать, «чтобы избежать споров по этим вопросам».

Предисловие к раннему изданию «Оптики» Ньютона

Доказательство с помощью экспериментов

Эксперимент № 3. «Очень темная комната с круглым отверстием около одной трети дюйма шириной, сделанным в ставнях закрытого окна. Я расположил стеклянную призму так, чтобы луч солнечного света, который проходил через это отверстие, мог преломляться и попадать на противоположную стену комнаты и там образовывать цветное изображение солнца».

Много лет спустя поэт-романтик Джон Китс жаловался, что в тот роковой день Ньютон «уничтожил всю поэзию радуги, превратив ее в призматические цвета». Но цвет – так же как звук и запах – это лишь порождение человеческого разума, реагирующего на волны и частицы, которые движутся по вселенной определенным образом, и поэты должны благодарить не природу, а самих себя за всю красоту и все радуги, которые они видят.

На вечеринке, которую я посетила как-то, оторвавшись от процесса работы над этой книгой, один из гостей строго посмотрел на меня. «В вашей книге должен быть единственный персонаж. Именно так пишутся все эти новые научно-популярные книги, – твердо сказал он. – Кто этот персонаж в вашей книге?» Я нерешительно призналась, что его нет. Позже я поняла, что у меня не один персонаж, а много. Подобно тому как призма демонстрирует множество лучей с различной длиной волны, которые наш мозг называет цветами, так и каждый цвет порождает свой спектр персоналий. Это люди, которые на протяжении многих веков были очарованы цветом. Тьери де Менонвиль, надменный французский ботаник, Исаак Ньютон, сидевший в темной комнате и создававший радугу, Сантьяго де ла Крус, зарабатывавший на жизнь вышиванием рубашек на мексиканских холмах и мечтавший о пурпуре, Элиза Лукас, сорвавшая злые планы людей, желавших помешать ей произвести коммерчески доступный индиго в Каролине, Джеффри Бардон, чье великодушие и плакатные краски позволили некоторым столь же широким душой аборигенам создать художественное движение, кардинально изменившее их жизнь. Мало кто из этих людей мог когда-либо оказаться рядом друг с другом, даже в книгах, но я с удовольствием знакомилась с ними в своих путешествиях. Надеюсь, вы тоже познакомитесь с ними.

Вступление

Коробка с красками

В прежние времена секреты красок знал только художник, а теперь он – первый, кого держат в неведении относительно того, что он использует.

Уильям Холман Хант в обращении к лондонскому обществу искусств и ремесел

Чему меня учили в художественной школе? Я узнал, что искусство – это процесс создания произведения искусства, а не само это произведение.

Харви Ферштейн, процитированный на выставке «Семейный альбом: Бруклинская коллекция» в Бруклинском музее искусств, апрель 2001

Тюрьма называлась «Вонючка» и была тем местом, где должники чаще всего исчезали, попадая на долгие годы. Это средневековое флорентийское заведение вполне оправдывало свое название, особенно летом, и именно в один из таких вонючих дней в середине XV века за деревянным столом там сидел человек. Слева от него лежала сложенная в стопку рукопись, а справа – последняя страница. Возможно, он сделал паузу, прежде чем совершить то, что, вероятно, было запрещено ему, узнику Ватикана: он взял перо и указал дату – 31 июля 1437 года, а затем написал «ex Stincharum, ecc». Этот постскриптум не только уведомлял читателей, что документ был написан в самом сердце Стинче (Вонючки), но и озадачивал ученых на протяжении многих лет.

Книге «II Libro dell’Arte» Ченнино д’Андреа Ченнини суждено было стать одним из самых влиятельных руководств по живописи, написанных в период позднего Средневековья, хотя потребовалось более четырех столетий, чтобы найти для нее издателя. Это была не первая книга, в которой описывалось, как делать краски: и до нее существовало несколько подобных работ, в том числе Mappae Clavicula девятого века, где приводилось достаточно много рецептов пигментов и чернил для иллюстрации манускриптов, а в XII веке таинственный монах-ремесленник Теофил написал свой De Arte Diversibus, где описывалось, как делать витражи и изделия из металла, а также писать картины. Но книга Ченнино оказалась особенной. Он был художником, прямым наследником традиции [6] , восходившей к Джотто ди Бондоне, творившему в конце XIII века. Впервые профессиональный художник так полно и открыто раскрывал секреты своего ремесла, и когда в начале XIX века книга была снята с полки в Ватиканской библиотеке, когда ее отряхнули от пыли и опубликовали [7] она вызвала сенсацию в европейском художественном мире, который начал сознавать, что, целеустремленно занимаясь искусством, он позабыл немало секретов этого ремесла.

6

Ченнино был учеником у флорентийского художника Аньоло Гадди, который учился у своего отца, Таддео Гадди. Таддео был сыном Гаддо Гадди и тесно сотрудничал с Джотто ди Бондоне. Многие считают Джотто основателем итальянской художественной традиции эпохи Возрождения. Он перенял навыки у своего мастера Чимабуэ, полученные тем от греческих иконописцев, и потряс мир радикальными идеями о том, как смешивать цвета и рассказывать истории в картинах. Мы очень мало знаем о самом Ченнино, за исключением того, что он родился в 1350-х годах и что к 1398 году он выполнял заказ в Падуе. Некоторые из его картин можно найти в Сан-Джиминьяно в Тоскане. Его «Справочник», вероятно, был написан в 1390-х годах.

7

II Libro dell’Arte был напечатан в Италии в 1821 году; на английский язык его впервые перевела в 1844 году Мэри Меррифилд, на французский – в 1858 году, а на немецкий – в 1871 году. Все цитаты, использованные в этой книге, взяты из перевода Томпсона 1933 года, опубликованного под названием «Руководство ремесленника».

Поначалу, прочитав в постскриптуме «Стинче», искусствоведы вообразили, что данное руководство – позже переведенное на английский язык как «Руководство ремесленника» – было написано преступником. Они с нежностью представляли себе Ченнино стариком, пишущим мемуары в жалкой тюрьме, настолько захваченным красотой описываемых им процессов, что он забыл упомянуть об уродстве своего теперешнего положения. Точно так же как Марко Поло рассказывал о своих путешествиях в самое сердце Азии много лет спустя, когда у него было свободное время и добровольный писец в тюремной камере, так и его тосканский соотечественник писал о механике рисования теней тогда, когда был надежно заперт в камере, наполненной этими тенями. К сожалению для созданной легенды, хотя и к счастью для Ченнино, более поздние исследователи нашли другие копии рукописи, где не было ссылки на тюрьму. Им пришлось неохотно признать, что Ченнино, вероятно, жил и умер свободным человеком и что версия с постскриптумом была написана грамотным заключенным, которого заставляли переписывать книги для папы [8] .

8

Меррифилд, Средневековые и ренессансные трактаты об искусстве живописи, стр. XLVII.

Всякий раз, когда я открываю труд Ченнино – а он был моим «проводником» во многих путешествиях, описанных в этой книге, – я часто думаю о переписчике. Что это был за человек? Образованный, конечно: возможно, он был настоящим негодяем, а может, попал в тюрьму за долги или за «преступление белого воротничка» (или черного бархатного воротничка в средневековом варианте). Возможно, он провел в заключении много лет, аккуратно переписывая благочестивые молитвы и религиозные трактаты. А потом вдруг, где-то между молитвенником и Библией, тюремный библиотекарь вручил ему следующий проект: трактат, содержавший настолько ценные секреты, что этот человек не мог и мечтать о том, чтобы заполучить их, – по крайней мере, не во время тюремной отработки.