Цветочное алиби
Шрифт:
– Аю! – прозвучал у нее над ухом голос директора. – Ты где, девочка?
– Я тут.
– У тебя было такое лицо, словно ты улетела за сотни километров, – недовольно пробурчал директор.
И Аю торопливо, словно ее поймали на чем-то недозволенном, возразила:
– Нет, я тут.
– Надеюсь, ты меня понимаешь?
– Я понимаю. Но Геннадий Карлович… Я не виновата!
– Верю! И мы должны это доказать!
– Мы? – снова изумилась Аю. – Мы? Доказать?
– Да, мы должны доказать, что ты ни в чем не виновата.
– Вообще-то, я тоже думала самой поискать убийцу своего мужа. Но я не представляю, с чего начать.
– А тебе и не нужно! – бодро заверил ее Геннадий Карлович. – Тебе и не надо представлять. Тебе поможет настоящий профессионал!
– Это кто же?
– Моя жена, – пророкотал рыжий бородач, хранивший до сих пор молчание.
При звуке его голоса Клоун испуганно присел на задние лапки. А потом уважительно подкрался поближе к стулу рыжего великана и занял место возле его ноги. Это было самым явным проявлением душевного расположения со стороны Клоуна. Песик безошибочно уяснил для себя, кто является самым сильным самцом – вожаком стаи. И занял место поближе к нему.
Теперь Аю наконец вспомнила, где видела этого рыжего великана. Это именно он вчера появился и сообщил оперативникам, что найден тесак.
– Моей жене частенько приходилось распутывать и куда более запутанные истории, – продолжал рокотать бородач. – Так что она справится. Можешь быть в этом совершенно уверена.
Аюша перевела взгляд на высокую блондинку, которая сидела рядом с рыжим мужчиной. Та ободряюще кивнула ей и широко улыбнулась. Улыбка у блондинки оказалась настолько заразительной и дружелюбной, что Аю невольно улыбнулась ей в ответ.
– Мы были вчера в вашем ресторане, – произнесла блондинка. – И слышали, как ты поешь и танцуешь. Ты просто молодец!
– Спасибо вам.
– Говори мне ты. Кстати, меня зовут Мариша! И обойдемся без отчеств. Не люблю разводить цирлих-манирлих.
– Хорошо, – кивнула Аю. – А как мы будем расследовать?
Мариша тряхнула головой.
– Для начала ты должна рассказать мне все, что ты знаешь о своем муже.
– Но мы с ним не виделись пять лет.
– Неважно. Когда-то вы были супругами. И вряд ли взрослый человек за каких-то пять лет может в корне измениться.
Аю вздохнула и покосилась на мужчин. Разговаривать в их присутствии она, честно говоря, немного стеснялась. Но ни директор, ни рыжий бородач, которого звали смешным английским именем Смайл – маленький, хотя он был огромный, громкий и широкоплечий, словно древний викинг, ее смущения не поняли. Они продолжали сидеть и с явным интересом ожидали рассказа Аю.
– Мой муж сильно пил, – произнесла Аю, как можно более нейтральным тоном. – Бил и дрался. Я вытерпела ровно два месяца. А потом, подсчитав количество синяков, которые появились у меня за это время, и разделив их на количество счастливых или, во всяком случае, спокойных дней, собрала свои вещи и ушла.
– И все?
– Все.
– А как же любовь?
Как ни странно, этот вопрос задала Аю не Мариша, а сам Геннадий Карлович. Аю даже смешно стало. Любовь ему подавай! Романтик кривоногий!
Однако она смеяться не стала, а наоборот, очень вежливо сказала:
– После того как муж поколотил меня ни за что в первый раз, любовь куда-то испарилась. Я сначала и сама не поняла, как это произошло. И еще целый месяц жила с ним как бы по инерции. А потом меня внезапно осенило, что без этого человека я буду чувствовать себя куда счастливей, чем рядом с ним. И… И ушла.
– Ясно, – кивнула головой Мариша. – Насчет причин, по каким вы расстались с мужем, мне все ясно. А что ты можешь сказать о своем муже как о человеке вообще? Он ведь не все время пил?
– Нет, конечно.
– И где-то работал, да?
– Да.
– И где?
– Вообще-то, мы с ним познакомились во время учебы. Он тоже музыкант.
– Коллеги, значит.
– Да, коллеги. Но только я активно тружусь, а он из тех творческих людей, у которых всегда простой. Одна работа им не нравится, для другой не подходят уже они сами. И в результате просто валяются на диване, перебиваясь редкой халтурой.
– И чем все-таки зарабатывал себе на жизнь твой муж?
– Ну, он вел праздники.
– Праздники?
– Свадьбы, банкеты. Он ведь клавишник. Вот и сидел за своими клавишами, пел песенки и получал за такое музыкальное сопровождение свадьбы или другого банкета неплохие деньги.
– Понятно. А после?
– После работы?
– Да. Что он делал?
– А заработав какие-то деньги, он покупал себе спиртное, закуску. Пил и колотил меня, пока деньги не кончались. Тогда он трезвел, извинялся за свое поведение, снова зарабатывал деньги на очередной свадьбе, и все шло по тому же кругу.
– Да уж. Твоей супружеской жизни не позавидуешь.
– О чем и речь, – вздохнула Аю. – Никакой радости я в этом замужестве не увидела. А теперь еще и в тюрьму могу сесть. А ведь я этого недотепу не убивала. За что же меня в тюрьму сажать?
– Не сядешь ты ни в какую тюрьму. Если ни в чем не виновата, то не сядешь. Родители у твоего мужа есть?
– Наверное.
– Наверное? Ты не знаешь точно?
– На нашей свадьбе их точно не было. Но у нас вообще была такая студенческая вечеринка вместо свадьбы. Родителям там было совсем не место.
– А после свадьбы? Муж тебя с ними не знакомил?
– Нет.
– А другие родственники?
– Помню, муж рассказывал, что у него есть старшая сестра. Что она его образ жизни не одобряет, а потому они почти не общаются.
– Что именно она не одобряла? Что ее брат музыкант?
– И это тоже. Его сестра была замужем за прапорщиком и считала, что все люди искусства – сплошь бездельники и пьяницы. И учитывая, что единственным представителем мира искусства в ее окружении был родной брат, я ее осуждать не могу.