Цветок Фантоса. Романс для княгини

Фейгина Наталия

– Мы разделили с ней хлеб и кров, и благословение Хозяина дорог, – спокойно ответил Сафл. – И наш путь – больше не твой путь.

– Я и без вас проживу! – лицо Розы, до самого конца не верившей в неотвратимость наказания, исказила злая гримаса. – А как вы проживете без денег, что я приносила?

– Благословение Хозяина дорог дороже монет, – твердо ответил Сафл.

– Вы об этом ещё пожалеете, – выкрикнула Роза. Она хотела ещё что-то сказать, но со своего места поднялась Фатха и подошла к танцовщице, протягивая кубок. Яшка знала, что в нем плещется сонное зелье.

– Пей, – приказала старуха.

– Не буду, – заупрямилась Роза и взмахнула рукой, пытаясь выбить кубок из рук

старухи.

Но Сафл оказался быстрее. Он перехватил руку девушки, а Фатха посмотрела ей прямо в глаза. И девица покорно выпила зелье, а потом безвольно опустилась на траву.

У Яшки при воспоминании о том вечере на глаза навернулись слёзы. Тогда она ещё не знала, что предстоит навсегда покинуть томалэ, что впереди другая жизнь, другой мир, которому она принадлежит по праву рождения. Но прежде, чем Яшка успела задуматься о том, что в новом мире, том, о котором только что рассказывала Аннет, она будет чувствовать себя вдвойне чужой, госпожа Федоткина внимательно посмотрела на безмятежно спавшую Розу и степенно ответила штабс-ротмистру:

– Отчего же не поспособствовать, Петр Андреевич, коли Луна в силе. Поспособствую, пока, – тут она ещё раз внимательно оглядела Розу, – моя подопечная спит.

– Переправа? – в глазах Аннет вспыхнул огонёк. И штабс-ротмистр поспешил удовлетворить её любопытство:

– Доберись мы сюда засветло, переправились бы через реку на пароме. А сейчас мы воспользуемся помощью Аглаи Степановны, чьего мастерства и силы хватит, чтобы перебросить через Нерочь мост, тонкий, как паутинка, и прочный, как деревянный.

– Паутинный мост?

Совсем уже засыпавший Арсений оживился.

– Госпожа Федоткина, – учтиво сказал он, – я много слышал от батюшки о паутинных мостах. Дозвольте посмотреть, как он строится.

Речь эта сопровождалась таким умоляющим взглядом, что госпожа Федоткина не устояла.

– Хорошо, – сказала она. – Только соблаговолите не отвлекать меня вопросами и восклицаниями.

Несколько минут и десяток обещаний сохранять полную тишину спустя, Яшка вместе с попутчиками стояла на пологом берегу за спиной обозницы. На всякий случай, не сомневаясь в искренности обещаний, но сомневаясь в способности спутников хранить молчание, госпожа Федоткина наложила на себя чары отстранённости. И теперь даже небо, упавшее на землю, не смогло бы отвлечь её от создания моста. Закончив с приготовлениями, она протянула руки, и тончайшая лунная нить, первая нить будущего моста, решительно зазмеилась к противоположному берегу. Следом за ней устремились вторая, третья… Яшка не могла оторвать глаз от серебристых нитей, сплетавшихся друг с другом, сливавшихся в узенькую полоску, почти перебравшуюся через реку.

Стрекотали в траве цикады, где-то в лесу ухала сова, а люди, затаив дыхание, следили за чудом рождения паутинного моста. Неожиданно от кареты донеслось громкое:

– Куда это ты собралась, красавица?!

Яшка обернулась и увидела Розу, выбравшуюся из кареты. Девочка охнула. Она совсем забыла предупреждение Фатхи о том, что чужие чары могут разорвать тенета сна, опутавшие танцовщицу. И теперь девица, выбравшись из кареты, растеряно оглядывалась по сторонам.

– Вернись в карету, милая. – Вкрадчиво посоветовал с козел Андрей.

– Зачем? Мне и здесь хорошо, – фыркнула Роза.

– А в карете будет ещё лучше, – сказала дюжая служанка, сидевшая рядом с Андреем, и спрыгнула на землю.

Танцовщица попятилась от неё, только для того, чтобы налететь спиной на незаметно подобравшегося улана.

– Попалась, милочка! – воскликнул он, схватив девицу в охапку. Но Роза, извернувшись, полоснула его по руке

выхваченным откуда-то из-под юбок ножом. Улан от неожиданности на мгновение ослабил хватку. И этого мгновения хватило, чтобы танцовщица вывернулась и бросилась бежать. Случись это на лесной дороге, Роза нырнула бы в лес с обочины и ускользнула бы от погони. Но здесь, на пологом берегу, бежать было особо некуда: впереди Неворчь, слишком широкая и глубокая, чтобы пытаться её переплыть, позади – обозлённые ранением товарища уланы. Девица рванулась было к реке, и тут заметила Яшку. Лицо танцовщицы перекосило от злобы.

– Это ты во всем виновата, – крикнула она по-томальски. – Даром тебе это не пройдёт.

И высоко подняв окровавленный нож, Роза воскликнула:

– Лаадат та нур! [“Приди и возьми!” Перевод с тарского]

Снедаемый голодом, Жаждущий скитался по Предгранью в тщетной надежде набрести на душу безумца или сновидца. И тут до него донёсся слабый, еле различимый зов. Не теряя времени скользнул он в образовавшийся не Прорыв даже, а Прокол, в который не удалось бы протиснуться кому-то покрупнее. И сразу понял, что ему невероятно повезло. Здесь не было ни пентаграммы, ни защитных рун. Безмозглая смертная не озаботилась даже произнесением заключительной части призыва «на ар охтар» [ «не причиняя мне вреда» Перевод с тарского], и потому он волен был сделать с ней что угодно. О, Жаждущий был голоден и легко мог выпить её в один присест. Будь смертная одна, он так бы и поступил. Но здесь ждало настоящее пиршество: кони, люди, включая, к его великой радости, несколько одарённых – настоящее лакомство, способное если и не унять вечный голод, то хотя бы приглушить.

Потому, набросив на них оцепенение, Жаждущий жгучими чёрными каплями закапал с ритуального ножа.

– Нет, не меня! – взвизгнула смертная. – Возьми иииих.

Но капли уже текли с поднятой руки вниз, обжигая лицо и тело. И от прикосновений Жаждущего плоть чернела и истлевала.

– Нееет, – нечеловеческим голосом кричала жертва, и Жаждущий упивался букетом её страданий, приправленным ужасом остальных смертных.

Увлекшись трапезой, он не заметил, как мальчишка, с трудом преодолевая оцепенение, вытолкнул из себя одно единственное слово: «Папенька!» Зато появления призрачной борзой Жаждущий не пропустил. Сам по себе пёс был ему нестрашен, но вот хозяин пса… С досадой подумав, что с трапезой следует поторопиться, Жаждущий одним глотком осушил то, что оставалось от жертвы.

Крик оборвался. Прошелестела одежда, звякнули о землю монисты. И в наступившей тишине Жаждущий чёрной тучей, почти неразличимой в ночи поплыл к смертным, надеясь выпить хотя бы парочку до появления Охотника.

Странное оцепенение, сковавшие не только члены Яшки, но и все её мысли, с появлением призрачного пса не спало, но ослабело. И Яшка вспомнила как бежала от Охотника, и как надетый на палец перстень с опалом развеял страх, принёс успокоение. Вспомнила, как разглядывала перстень бабушка Фатха, что-то бурча себе под нос.

– Добрый перстенек, – сказала Фатха наконец. – И от дурного сна тебя защитит, и от чёрного колдовства. Носи его, девочка, не снимай.

И Яшка не снимала даже во сне. И не потому, что боялась плохих снов, или страшилась потерять его. Перстень был дорог уже тем, что подарен был красавцем Виталионом. Но Виталион Павлович был не только красив, но благороден и отважен. Никто из завсегдатаев «У томалэ» не мог сравниться с ним ни удалью, ни мудростью. И ни капли Яшка не жалела, что вняла странному сну и признала перед ним долг жизни. Когда-нибудь она сможет доказать Виталиону… Что именно нужно доказать, Яшка ещё не знала, и всё же…