Цветок виселицы
Шрифт:
— Теперь сокровище Людей Льда будет полным, — сказал он. — Если я разрешу вам сегодня вечером произвести небольшие опыты, вы не разорвете меня на части?
Ингрид и Ульвхедин были оскорблены.
— Ты нам не доверяешь? — спросил Ульвхедин.
— Я не доверяю проклятию, тяготеющему над вами, несчастными.
Ингрид рассмеялась воркующим смехом:
— Мы далеко не несчастные, поверь мне!
От ее смеха по коже у Дана побежали мурашки.
Наконец они добрались
На свете нет более пустынного места, чем эта долина с ее бесчисленными захоронениями, поросшими травой, озером, в котором отражаются краски неба, силуэтами качаемых ветром берез, травой, нашептывающей о глубокой древности, — думал Дан.
«Как далек отсюда светлый Гростенсхольм! А Швеция и мой дом еще дальше».
Долина Смерти. Долина Скорби. Одинокая, рыдающая Долина Скорби.
Ульвхедин воткнул в костер ветки, и они запылали, как факелы. На западе, на фоне оранжевого неба кружили черные ночные птицы, их привел в смятение свет костра, на их памяти в долине не побывал ни один человек.
Там, где кончался свет костра, тянуло холодом от вечных снегов, лежавших в горах.
Ингрид и Ульвхедин быстро проглотили нехитрый ужин и требовательно уставились на Дана.
«Надо разрешить им проделать хотя бы один опыт с мандрагорой, иначе они сделают это без моего разрешения, — подумал Дан. — Лучше опередить их».
Он поставил на землю короб и положил узел так, чтобы на него падал свет от факелов. Потом повернулся и пошел в хижину — жалкое убежище от непогоды — три стены да крыша.
— Делайте с вашим добром что хотите, только без рукопашной, — предупредил он. — А не то мне придется ранить одного из вас, чтобы вы успокоились.
Ингрид и Ульвхедин махнули ему, чтобы он уходил, и не дожидаясь бросились доставать свои драгоценности.
Дан лежал на спине, подложив руки под голову, и прислушивался к их взволнованным голосам.
Они говорили долго. Слышался нетерпеливый смех Ингрид, басовитое бормотание Ульвхедина. Дан понимал, что они варят на костре колдовское зелье.
Он не видел ничего дурного в этой затее, причин для опасений у него не было.
Со своего места он видел острый гребень горы на фоне более светлого неба, на вершине гребня росли редкие березы. Потом взгляд его скользнул на скалу причудливой формы…
Наступила ночь. Дана разбудил голос Ингрид. Она прижалась к нему.
— Дан! Дан! — Ингрид была взволнована, и язык у нее слегка заплетался. — Вот! Ты должен попробовать! Я приготовила отвар, который сделает тебя самым сильным и непобедимым из людей.
— Я и так непобедим, — сонно улыбнулся Дан. — Но если хочешь, я выпью. Думаю, вреда от этого мне не будет.
— Я сама тоже выпила немного этого отвара и чувствую себя непобедимой! А Ульвхедин сварил себе другое зелье. Мы с ним перебрали все старинные рецепты. — Она даже начала шепелявить.
— Надеюсь, в твоем отваре нет желчи старой жабы или кошачьей крови?
— Нет, нет, не бойся! В нем только растения, которые дают силу.
Дан выпил сладковато-горький напиток, и его передернуло от отвращения.
— В нем еще крохотный кусочек корня мандрагоры, — проговорила Ингрид, глаза у нее были совсем хмельные.
— Это еще зачем?
— Совсем чуть-чуть, не больше, чем ноготь мизинца. Я побоялась положить больше.
Дан не успел ничего сказать, как перед ними выросла грозная фигура Ульвхедина. Глаза его неестественно сверкали.
— Ты и Дана напоила этим?
— Самую малость!
Малость? — пронеслось в голове у Дана, но он был не в силах пошевелить языком.
— Совсем сдурела! — грубо сказал Ульвхедин и крепко сжал руку Ингрид. — Нужно, чтобы хоть один из нас сохранил ясность ума и способность соображать. Если ты опьянела от своего любовного пойла, это твое дело, но Дана оставь в покое!
Любовное пойло? Дан попытался сосредоточиться, но в голове у него все туманилось. Это было приятное чувство.
— А ты сам? — прошипела Ингрид. — Чего выпил ты сам?
— Не твоего ума дело. Мой напиток не имеет ничего общего с любовным дурманом!
— Подумаешь! Мне только хотелось испытать, как действует старинный рецепт, — проворковала Ингрид. — Но пока я еще ничего не чувствую. Никаких изменений. Разве что голова кружится.
— Тогда ложитесь каждый в своем углу и проспитесь, а я пойду пройдусь.
— В темноте?
— Уже начинает светать. Ты разве не видишь?
— Я вообще ничего не вижу, — блаженно вздохнула Ингрид. — У меня перед глазами все плывет!
Шаги Ульвхедина затихли в темноте. Ингрид бросилась на свое одеяло.
Дан повернулся к ней спиной. Его сморил сон. Погружаясь в его ласковые волны, Дан услыхал, как Ингрид бормочет себе под нос:
— Я взяла все, что имеет отношение к афродизиаке, все, что там было. Посмотрим, каково будет действие.
Голос ее умолк, потом послышался снова:
— Странно, что я совсем ничего не чувствую.
Афродизиака? Дан попытался собраться с мыслями. Средства, повышающие чувственность? Усиливающие любовное влечение? Его затуманенный мозг не мог понять смысла этих слов.