Цветок яблони
Шрифт:
— Вы у меня давно в печенках. Все вы. Милосердная соня. Ты. Твой старший дружок. Дорога. Бандиты и мародеры на ней. Эта страна, город, фанатики Вэйрэна и он сам вместе со всеми шауттами мира. Знал бы ты, сколько раз я жалела, что покинула Лентр, пойдя на поводу у твоей хозяйки.
Она сердито направилась прочь, не слушая криков из соседних камер с мольбами, чтобы их тоже освободили. Жалости у сойки не хватило бы и на одного. Отпустишь — запомнят тебя, потом их поймают, они разболтают, и начнутся проблемы. Или еще
В караулке она перешагнула через один труп, другой обошла по дуге, чтобы не пачкать ботинки в крови. Довольно забавная щепетильность.
— Что касается твоего вопроса о моей неспешности. Отыскать тебя оказалось весьма сложно. Храм в столице, с позволения проклятущей Рукавички, организовал уже девять тюрем для таких придурков, как ты. Тех, кто не может посидеть тихо, спокойно и готов вякать в защиту Шестерых, хотя те точно в этом не нуждаются.
— Справедливости ради, я не вякал.
Сойка фыркнула и протянула ему меч, стоявший возле лестницы, а после начала подниматься из подвала.
— Да плевать мне, за что ты загремел сюда. Но девять тюрем, куда так просто с улицы не попасть, если ты не свой. Одна вообще в замке герцога. И потребовалось время, чтобы узнать, где держат тебя. Почти два месяца упорно трудясь во славу Вэйрэна.
— У тебя хорошо получилось.
— Тебе-то откуда знать? — Она посмотрела на него через плечо.
— Ты пахнешь так, как они. Любовью к нему. Поэтому тебе поверили в храме и позволили наполнять тарелки стражников.
Усмешка.
Они вышли в столовую, которая теперь ничуть не напоминала ту, где совсем недавно Лавиани с другими верующими устраивали ужин для тюремщиков. Столы перевернуты, стулья сломаны, люстра оторвана, и во всем помещении горит лишь один факел да камин в противоположном конце зала. Алебарда была вбита в потолочную балку. Другая — в стену, и на ней, пронзенный, висел человек. Тела остальных валялись повсюду, а самый последний — возле двери, до которой так и не успел добежать.
Они вышли на улицу, под дождь, и сойка быстрым шагом направилась прочь, глядя прямо перед собой.
— Мне придется вернуться утром и снова мыть полы. Хотя бы несколько дней, пока не утихнет переполох, когда найдут мертвецов. Сейчас я доведу тебя до нашего логова. Мы сменили место после того, как тебя поймали.
— Нет нужды. Я знаю дорогу.
— Да ну? — Она с подозрением посмотрела на дэво. — Тебе во сне богиня нашептала?
Он коснулся пальцем носа, сверкнул улыбкой:
— Я верная служанка и знаю, где она находится.
— Рыба полосатая. Чего бы Ради не пойти ломать стену в храме Вэйрэна, а не тебе? Ты бы нашел его в два счета своим носом.
— У всех свои задачи в этом мире.
— Расскажи мне, о мудрый. Кой Скованный тебя понесло в храм асторэ? Зачем ты решил устроить там разгром? Глупая затея. Тебя могли просто убить. Опечалил бы рыжую.
— Этот храм ранее был храмом Шестерых.
Лавиани поперхнулась от возмущения:
— Какими, забери тебя тьма, очевидными вещами ты еще хочешь со мной поделиться? Дождь мокрый. Ночь темна. Идиоты бесконечны. А дэво раздражают одним только своим присутствием.
— Храмом Шестерых, — ничуть не смутившись вспышки негодования, продолжил Ремс. — И он построен еще в прошлую эпоху, в год, когда Тион освободил Арилу и Нейси из Калав-им-тарка, а после с волшебниками изгнал шауттов из этой части Единого королевства.
— Невероятно интересно. Расскажи мне это, когда я начну страдать бессонницей.
— Шаруд помнит Арилу и то, что она покровительствовала городу. Но о даре, который она принесла ему, все давно забыли.
— Кроме дэво... И что это? Ради чего ты ломал стену в святилище Вэйрэна?
Ремс сунул палец в рот и вытащил из-за щеки мокрое и странное колечко. Сойка пригляделась и увидела, что это маленький локон светлых волос. Слуга Мири тут же снова убрал их себе за щеку.
— Я не из брезгливых, но тут просто просится «фу». Смотри не подавись случайно.
Улыбка.
— Это волосы Арилы? И ты знал, где они?
— Они пахнут. Найти было нетрудно.
Сойка закатила глаза, мало что понимая, но решила больше не задавать вопросов сумасшедшему. Лучше поговорить с Бланкой, если, конечно, та в курсе. Хотя последнее недели с ней тоже творилось что-то непонятное.
Шли молча и быстро, через пустые кварталы, по улицам бедняков, прижимавшимся к горным склонам и забиравшимся на них. Дома держались там на честном слове, волею судьбы, благодаря заступничеству Шестерых, ныне забытых этим городом.
Дорога сузилась, исчезла мостовая, и ботинки хлюпали по лужам и грязи в полной темноте. Залаяли цепные псы за заборами. В отдалении слышался слабый шум, его большей частью прятал за собой дождь, — далекий водопад.
Чуть погодя домишки начали попадаться реже, появились поля, овечьи загоны, амбары. Даже псы уже не лаяли, так пусто. Впереди только еловый лес да горный склон.
Маленькая ферма, купленная Бланкой, казалась островком тепла в мире холода: в одном из окошек горела золотистая свеча.
Из мрака, который никогда не был для Лавиани тайной, с кнутом, обмотанным вокруг запястья, выступил Ради.
Кивнул ей, посмотрел на освобожденного дэво, мотнул головой в сторону дома. Тот пошел, ничего не говоря.
— Все безопасно? Сюда никто не придет?
— Нет.
Он больше не стал расспрашивать, повернулся за Ремсом, но сойка взяла его за рукав куртки, останавливая:
— Как она?
— С госпожой все хорошо. Я передам, что ты беспокоилась. Скорее возвращайся. Время на исходе.