Цветок яблони
Шрифт:
Это неоспоримый факт.
Запряженная двумя лошадьми, подъехала повозка, и Лавиани поблагодарила асторэ про себя за то, что колымага со скрипучими колесами была с крышей.
До Требухи путь неблизкий, аккурат через весь город, да еще и в гору. Точно промокнешь. За кучера сидел Тазбэ, внутри, среди больших кувшинов и порядком горячих кастрюль примостились Варла и Рхона. Женщины, тоже приходящие к храму — помогать всем, чем только можно.
Варла была из Дагевара. Рхона из Горного герцогства, восточных кантонов, сейчас все еще оказывающих сопротивление истинному герцогу,
Так уже было, и так будет всегда.
Сейчас Лавиани тряслась на жесткой скамейке, опустив голову и ощущая, как тепло и вкусно пахнет свежим хлебом, гороховым супом, жареной бараниной. Она не ела с утра, в животе заурчало. Протяжно и предательски.
Рхона посмотрела на нее из-под платка, скрывающего золотистые волосы, молча залезла под тряпки на тюках, извлекла отломленный кусок хлеба, до сих пор исходящего паром. Сунула сойке.
Затем подняла из-под ног металлическую миску, откинула крышку с одной из кастрюль, половником зачерпнула супа. Варла протянула ложку с искривленной ручкой, сказала грубоватым голосом:
— Ешь, сестра. Мы уже перекусили на кухне. Ешь. Там пока всех накормишь, не выстоишь голодная-то.
Лавиани начала есть, стараясь удержать миску внутри прыгающей на камнях повозки и не пролить суп.
— Очень вкусно, — искренне сказала она. — Спасибо.
Требуха — большой каменный дом, трехэтажный, массивный, похожий на крепость, стоял на дороге, ведущей прочь из города, в высокогорные луга, к озерам и отрогам Печати Таувинов, двугорбого пика, защищавшего город от западных ветров. Дом всегда принадлежал храму, и раньше, во времена поклонения Шестерым, здесь давали приют и укрытие паломникам из других кантонов. Теперь поток шедших к ложным богам полностью иссяк, а дом, благодаря его глубоким подвалам и надёжным дверям, стали использовать для... почитателей Шестерых. Но теперь они обитали здесь не в качестве паломников, а как узники.
Разумеется, в Требуху засовывали не всех, кто сомневался в Вэйрэне. Ибо в сердце его много любви к заблудшим душам. В храме рассказывали о его кротком нраве и о том, что перед Войной Гнева он не карал учеников Шестерых, а словом и убеждением обращал на свою сторону. Лишь те, кто упорствовал, нарушал законы герцогства, осквернял святыни храма, смущал других, становились постояльцами подвалов Требухи.
Охранял этих отступников небольшой гарнизон, заботу о котором взял на себя храм Вэйрэна. Лавиани приезжала туда дважды и в первый раз насчитала девять человек, а во второй — одиннадцать.
Они все оказались приветливыми, добрыми людьми и обходились сурово лишь с противниками веры. Лавиани, нынешнюю Лавиани, так не похожую на прежнюю, здесь полюбили. Она щедро накладывала еду в их тарелки и никогда не отказывала в добавке, могла пошутить, была любезна, но и за словом в карман не лезла, если кто-то начинал подтрунивать над скромной тихоней Рхоной.
Лавиани вместе с соратницами перенесла кастрюли и кувшины, повязала фартук и накормила каждого из девяти присутствующих.
— Еще двое в караулке остались, — сказал им чернявый сержант, забирая вместе с тарелкой супа хлеб с чесноком и окороком. — Оставьте для них.
— Остынет, — ответила Лавиани. — Я отнесу. Куда мне?
— Вон та дверь, до конца коридора и вниз по лестнице.
— Вы справитесь вдвоем? — спросила Лавиани у женщин.
Получив утвердительный ответ, она быстро собрала еду на поднос, умудрившись подцепить еще и кувшин с сильно разбавленным вином. Отнесла вниз.
Возле входа в подвал сидели двое стражников. Услышав шаги сойки, они повернулись в сторону лестницы.
— Благослови тебя Вэйрэн, Лани, — сказал один из них. С переломанным носом и двумя отсутствующими пальцами на правой руке. Он знал ее, но она не была уверена, что когда-либо слышала его имя — лишь видела в прошлый раз в трапезной... — А мы уж думали, о нас забыли. Что сегодня?
— Гороховый суп, чеснок, окорок, хлеб. Ваше любимое пойло вот. Еще каша с мясом. Все не унесла. Сейчас.
Она поднялась наверх, вернулась с небольшой, до сих пор теплой кастрюлей, где на дне было достаточно каши для двоих.
После того как пришло время ехать назад, они должны были задержаться у реки, чтобы отмыть грязную посуду, но из-за дождя и темноты не стали, решив все сделать на храмовой кухне.
— Остановись за мостом, — попросила Лавиани у Тазбэ. — Устала сегодня. Пойду домой.
Тот просто кивнул. Работа в храме Вэйрэна — дело добровольное, никто никого не заставляет.
Стоило лишь пересечь мост, Лавиани душевно попрощалась, обняв обеих женщин, кивнула Тазбэ и отошла к краю дороги, ожидая, когда повозка уедет.
Дождь не прекращался, шелестел по капюшону, река шумела со странным умиротворением.
— Рыба полосатая, — пробормотала сойка и, раздраженная, направилась назад, вспомнив, что забыла забрать из караулки кастрюлю. Если не вернуть — завтра на кухне при храме будет нескончаемое стенание.
В этой части столицы огни горели оранжевым обычным пламенем. И если Лавиани хотелось взглядом прикоснуться к Вэйрэну, она задирала голову к небу. Башен из-за непогоды видно не было, хотя сойка кожей ощущала, как они возвышаются над городом, на склонах утеса, с которого вниз падает Брюллендефоссен. И видела где-то там, скрытое за тучами, бледно-синее сияние из окон правой твердыни Калав-им-тарка.
В дверь Требухи пришлось стучать довольно долго, прежде чем отодвинулась заслонка маленького окошка.
— Чего надо?! — Почти тут же её узнали: — А. Ты. Что такое?
— Кастрюлю забыла. Отправили назад. Открой.
Ее впустили в тепло, и она была рада наконец-то уйти с дождя. Вся накидка вымокла, и сойка отжала её край, хотя это мало помогло.
— Кого принесло? — Чернявый сержант, услышав, что дверь хлопнула, выглянул из столовой.
— Посуду оставила, — объяснил солдат.
— Внизу? — спросил у нее сержант.
— Внизу, — сокрушенно вздохнула сойка.
— Забирай, — махнул командир. — Дорогу помнишь.