Цветок яблони
Шрифт:
— О чем ты?
Нэ зачерпнула горсть песка:
— Протяни руку. Ну?
Он отложил кинжал, дал раскрытую ладонь, испачканную рыбьей слизью и кровью. Нэ высыпала на нее то, что держала в кулаке.
— Вот так.
Вир тупо уставился сперва на свою руку, затем на усмехающуюся Нэ. Не поверил.
— Что? Ты серьезно?! Настолько просто?! Всего лишь отдать?
— Ну, для великого волшебника просто. Да. Лишь отдать. Как я только что тебе. Скупое действие на три секунды. Но не отдал никто. Вдумайся в это. Сперва потому, что боялись их. Потом, с появлением Вэйрэна,
— Потому что асторэ могли обмануть их?
— Что? Нет. Потому что магию можно было отдать только добровольно. Все равно как один из артефактов Шестерых — шаутту. Демоны ни в жизнь не прикоснутся к тому же колокольчику, пока сам им не дашь. Что такое, Бычья голова? На тебе лица нет.
— Значит, такова моя участь? Если бы не ты?
Меч, темный широкий клинок, все еще был у нее перед глазами. А также лицо человека, которого она больше никогда не увидит.
— Не встреть ты меня, не пройди мы путь вместе, вряд ли когда-нибудь твоя дорога пересеклась с тропами Нэко.
— Она искала тзамас.
— Она искала асторэ. Но нашла некроманта. Лишь случай. Но в его смерти можешь винить меня. Я стал той тетивой, что отправила стрелу в полет, и она нашла цель.
— Потому что рассказал о мече в Тропе Любви? Перестань. С таким же успехом я могу винить себя, что рассказала тебе.
— Нет. — Он посмотрел ей в глаза. — Я знал, кого она нашла. И, зная это, рассказал про меч. Понимал, к чему это приведет, и поступил... подло, некрасиво, жестоко. Любое из этих слов подойдет, пускай я и готов оправдаться войной.
— Жертва одного ради многих?
— Я не оправдываю себя такими высокими словами.
— Ты отдал его, чтобы она не тронула меня. Потому что не справился бы с таувином подобной силы.
— Да. Эта одна из причин, — признал он. — Хотя я очень сомневаюсь, что она пошла бы наперекор моей просьбе. Но основная: я видел, на что способен таувин с полноценным мечом. Она — тот молот, что выступит против силы Вэйрэна, если только мы сможем проникнуть в его башню. Если у Бланки получится открыть брешь на ту сторону.
— Я понимаю.
Шерон действительно понимала. Что поставлено на карту. И сколько сейчас стоит жизнь. Любого из них. Ради того, что должно быть завершено. Будущего Найли. Других.
Слишком мало. Но от этого не менее печально. Как и от знания, что готова платить цену. Порой просто неподъемную.
— Я никогда не обманывал тебя, — сказал он ей. — Тебе известно больше, чем всем живущим сейчас. О том, что происходило в прошлом, о Тионе, его выборе и планах. О том, что я узнал на Талорисе. Но ты должна понять, сейчас мы встали на дорогу, с которой нет возврата, и я хотел бы забрать свое обещание назад. О том, что ты пойдешь со мной на ту сторону. Мы не вернемся оттуда. Не желаю, чтобы ты осталась в том мире. У тебя есть еще дела здесь.
— А у тебя? — тихо спросила она. — Свою историю ты так сильно хочешь завершить?
— Ну. — Он улыбнулся и по-мальчишески встрепал свои непокорные волосы. — Согласись, это будет достойное завершение. О другом и мечтать нельзя.
— Нет, — резко ответила Шерон. — Я не позволю тебе бросить меня вот так просто. В мир смерти ты пойдешь только с некромантом. Никогда больше не говори со мной об этом. Пообещай, что твое слово не будет тобой нарушено.
Мильвио склонил голову:
— Обещаю, сиора.
Глава 18. Новая надежда.
Когда огонь волшебника уничтожил их, эйвы потеряли надежду. Великий дуб, дотягивающийся до Трех Солнц, никогда больше не будет расти в этом мире.
Но кроме эйвов об этом скорбели и другие...
Вэйрэн
Ему снова снилось, что он Тион. Замер между небом и пропастью, балансируя на золотой нити. И стальной веер в его руке, легкий словно пушинка, не дает рухнуть в ревущую бездну. Впереди, за золотым мостом, сияло синим светом одинокое окно в громаде зловещей башни...
Тэо полагал, что это участь асторэ, веселая каверза судьбы, какой-то невероятный план Шестерых, смысл которого он не в силах познать. Это никак не могло быть совпадением — третий раз приходить в себя, вырываться из забвения, покидать мир, в котором шелестят дубовые ветви и вода льется в источник эйвов, оказываясь на корабле, идущем через море.
Сперва дорога в Нимад, затем бегство из Карифа, и вот снова он плывет... куда-то.
С учетом того что от моря до Четырех полей — сотни лиг, это означает, что прошло довольно много времени. Пружина вновь провалился в забытье, восстанавливая силы, и теперь мог только гадать, куда они едут и кто эти «они». Что случилось после битвы?..
Низкий потолок, запах смолы и дегтя, гнилых досок, еле ощутимой сырости, моря, соли, крыс, пряностей... Трюм, в котором перевозили товары из герцогства в герцогство. Конечно же трюм.
Темно, детали окружения вырисовываются из мрака едва различимо. Скорее угадываются, чем видятся.
Кроме него здесь находились и другие люди. Он слышал их храп и сонное дыхание.
Акробат осторожно сел. Немного кружилась голова, ныли раны, в крови все еще тек яд шауттов. Он прекрасно помнил битву, помнил тени и как они наносили ему ранения.
Теней явилось слишком много, чтобы из того боя выйти не отравленным той стороной. Но этот яд теперь ощущался иначе. Куда слабее. Он ныл в костях, чуть туманил зрение, но сильной боли больше не было. Тэо, словно мутский мангуст, несколько раз укушенный каменными змейками, переносил отраву демонов куда лучше, чем прежде.
А может, ему легче потому, что во рту чувствовался знакомый вкус отвара из цветов Талориса.
Ни пить, ни есть не хотелось, а вот проветрить голову — очень даже. По скрипучему наклонному трапу он вылез на палубу, перевернув на пути чью-то металлическую кружку, и та загремела по доскам. Кто-то неразборчиво бросил ругательство, другой голос попросил заткнуться.