Цветок яблони

Пехов Алексей Юрьевич

Оказавшись наверху, Тэо столкнулся с высоченной, нескладной старухой. Она покосилась на него, загораживая дорогу, а затем сделала шаг в сторону, пропуская, возвышаясь над не самым низким Тэо словно какой-то дом.

— Спасибо, — поблагодарил он ее.

Пассажирка помедлила, задумчиво провела рукой по короткому ёжику седых волос и наконец кивнула. Едва заметно, словно сомневаясь в правильности того, что она делает.

Светало. Все было бледно-серым, тусклым, до удивления холодным для лета. Чуть-чуть штормило. Корабль зарывался

носом в раздраженные, беспокойные волны, убегая от настигающей его непогоды.

— Уже осень?

— Месяц Дракона переваливает за середину прямо сейчас, — ответила та и ушла в трюм, сильно согнувшись, чтобы не задеть головой низкий потолок.

Середина Дракона? Выходит, с момента битвы прошло больше шести недель. Долгий срок. Он провалялся все это время и сейчас хотел только одного — узнать, чем все закончилось, живы ли друзья...

На палубе несли вахту семеро моряков, следивших за парусом. И еще один — судя по одежде и бороде, дагеварец — стоял у штурвала.

— Капитан? — обратился Тэо к нему.

Тот глянул с интересом:

— Да. Гутер ис Тах, капитан «Даров ветра».

— Куда мы идем, добрый капитан? И откуда?

— В Вестер. От устья Ситы. Во всяком случае, твои друзья наняли меня там. Силен ты спать. В команде решили, что уже не проснешься.

— Друзья... Много их?

— Весь отряд. Девятнадцать человек, если без тебя. С тобой все двадцать. Там, за тюками, у правого борта, парень из Пубира. Я как-то уже катал его по морю. Поговори с ним. Ветер крепчает...

И он, забыв о Тэо, гаркнул матросам, чтобы собирали один из парусов. Акробат же направился в сторону носа и увидел сидящего на палубе Вира, который встречал хмурое солнце в это ненастное утро. Он был без рубахи, не обращая внимания на холодный крепкий ветер и то и дело долетающие брызги.

Таувин поднял ладонь, приветствуя Пружину. Тэо бросил быстрый взгляд на его спину, на яркие пятнышки многочисленных татуировок.

И тревога начала отступать.

Вместе они следили, как зарождается день, как вот-вот пойдет дождь и как белые барашки появляются в острых гребнях высоких волн. Корабль на них то и дело норовисто подпрыгивал, затем ухал носом вниз, поднимая облако брызг.

— Победа за нами?

— Мильвио считает, что нет. Нэ считает, что да. Гвардейцы Шерон спорят друг с другом, когда им надоедают вино и качка.

— А что думаешь ты?

— Хм... Думаю, мы не проиграли. Уже много, учитывая, кто против нас выступал и сколько их было. Я видел, что сделал ты. Спас Дэйта и всех его людей.

Да. На том участке шаутты дрались особенно отчаянно. Большинство ран ему нанесли там.

— Он здесь?

— Нет. Остался с армией.

Тэо вспомнил рубиновый луч, рассекающий поле:

— Я тоже видел, что сделал ты.

— Да уж. — Вир без всякого энтузиазма провел рукой по влажным волосам. — Не особый повод гордиться, если честно. Отправить к праотцам разом столько народу.

— Я представляю, насколько это тяготит. И сочувствую тебе.

Тот пристально посмотрел на Тэо, понял, что говорит акробат искренне, и чуть склонил голову, принимая его слова.

— Нэ утверждает, что я не должен думать о мелочах. Ибо они изъедают сердце. Но это не мелочи.

— Нэ?

— Ты видел её несколько минут назад.

— Погоди. — Акробат только теперь сообразил и обернулся, ища взглядом темный квадрат люка, ведущего в трюм. — Эта старуха? Она... Нэко?!

— Ну, вроде того.

— То-то она не выглядела очень дружелюбной.

— Ты асторэ. А она слишком стара, чтобы меняться. Так что просто не обращай внимания. Нэ не самый плохой человек.

— Стоит поблагодарить Шестерых, что твоя учительница столь добра и не стала кидаться на меня, как ты во время нашего знакомства.

Вир негромко фыркнул:

— Стоит поблагодарить Шестерых, что рядом нет Лавиани. Полагаю, они не нашли бы общий язык. А я вряд ли бы смог перенести их обеих одновременно. Не сейчас.

— Твои светлячки...

— Угу. Их снова прибавилось.

— Некоторые больше не шевелятся и не светятся. Те, через которых проходят два шрама. Что это?

Две узкие розовые полосы пересекли несколько татуировок на правой лопатке, и картинки там поблекли и даже немного расплылись.

— Нэ говорит, это плата, которую с меня взял артефакт. Я не Мальт, и каждый раз, когда получается луч, он выжигает не только врагов, но и мои татуировки. Мол, я должен забыть о подобном свойстве оружия, иначе потеряю все, чего достиг. Как будто я жажду использовать его. Просто иногда не бывает выбора.

— Полагаю, каждый из нас это понимает. Вот почему ты расстроен?

— Что? Нет. Я буду счастлив, если мне никогда впредь не придется обращать его в щит. Для печали у меня есть причина. Я свалял большого дурака совсем недавно и хочу попросить у тебя прощения.

Тэо недоуменно нахмурился.

— Твоя лютня, как бы сказать... утрачена. Ты доверил мне её хранить, а я не справился.

Акробат и не вспоминал об инструменте с Рионы. Лютня Велины. Что же. Немного жаль, что ни один музыкант на ней не сыграет. Но в столь суровые времена это была небольшая потеря.

Он не изменил своего мнения даже после того, как Вир рассказал ему о том, что отдал лютню шаутту, и об увиденном указывающей в одном из снов:

— Если Шерон права и это артефакт Шестерых, который мог сдерживать Облако, то теперь толку от него никакого. Бланка вполне справилась без его помощи.

— А если это было оружие против любой тьмы? Против Вэйрэна?

— Не сожалей. Подумай о том, что не каждому артефакт дается в руки и работает так, как было задумано Мерк. Твой колокольчик тому примером. Или браслет Шерон. Для нас он бесполезен, а шаутты им точно не воспользуются. Иначе и их он заключит в узилище.