Цветок забвения. Часть 2
Шрифт:
Я кольнула кинжалом кожу, испытывая при этом больше боли, чем должна была при такой пустяковой царапине. Выступившие бусины крови скользнули вниз, нарушая целостность витиеватого рисунка. Поврежденная печать осыпалась пылью. Опустив руку ниже, я проделала то же самое со второй.
То, что было нанесено кистью, я стирала лезвием, будто пытаясь повернуть вспять наш с Илаем брачный ритуал. Но, даже убрав все его печати, я чувствовала ещё одну — на сердце.
Я задумчиво скользнула острым металлом между грудей, но в итоге
Чили ворвался в святилище несколькими минутами позже, даже более пугающий, чем когда я увидела его здесь впервые.
— Что ты делаешь?! — Он узнал о кинжале, должно быть. Те солдаты, которые здесь кутили, донесли на меня.
Вместо ответа я плавно опустилась на меха, лучшим образом демонстрируя ему, что со мной всё в порядке.
Смотри.
Огладив бедро, я медленно отвела ногу в сторону и тронула себя, приглашая.
— Иди ко мне.
Чили замер. Его по-прежнему было так легко утихомирить, продемонстрировав свои прелести. В этом смысле он совершенно не изменился.
Отвернувшись лишь за тем, чтобы запереть двери перед своей свитой, Чили пошёл ко мне, на ходу снимая одежду. И в этом было столько же угрозы, сколько и в наказании, ради которого он здесь появился. И будет столько же боли, судя по всему.
Приблизившись, он навис надо мной, возрождая худшие воспоминания. Мне было страшно лежать под ним на маковом поле. Но лежать под ним в святилище, будучи дважды побеждённой, оказалось страшнее. Почему? Меня уже насиловали. Я знала, как делать это правильно.
Предвосхищая его желание, я взяла его за руку и прижала его пальцы к своим «лепесткам», давая почувствовать влагу на нежной коже. Он пришёл сюда за этим? Я потёрлась об его ладонь, слыша в ответ согласный стон.
Погладив меня там, где я выпрашивала ласку, Чили проник пальцами внутрь, требуя большего. Его настойчивость пугала, но я не стала сопротивляться. Он сам почувствовал мою дрожь, поэтому отстранил руку… но смотреть туда не перестал.
— Хочешь здесь? — хрипло уточнил Чили, намекая на то, что место, где мы чуть друг друга не убили, не самое романтичное, а он хотел исправиться.
— Какая разница? Теперь мы можем делать это, где угодно. Больше никто не осудит нас и не помешает нам — ни отшельники, ни люди.
— Где угодно, вот именно, — согласился он, сближая наши лица. — Наверное, поэтому снова брать тебя на поле боя кажется таким неправильным.
— Чувствуешь себя виноватым перед трофеем за то, что завоевал его?
— Ты не трофей, не прибедняйся, — возразил Чили, целуя меня… и тут же насторожено отстраняясь. — Трофей не стал бы праздновать победу раньше самого победителя.
Он распознал вкус вина на моих губах, но я не собиралась оправдываться.
— Нельзя?
— Можно. Об этом и речь, — ответил он, спускаясь к моим распахнутым бёдрам. — Ты еще даже не представляешь, сколько всего тебе можно.
Объясняя наглядно, он провёл языком по «лепесткам» и жадно накрыл их ртом. Мне можно всё, раз Пламя погребальных костров почитает меня подобным образом. Пусть Север сделал его ужасно грубым и нетерпеливым, он всё ещё помнил наши любовные игры и старался быть в них последовательным.
Прикрыв глаза, я тихо простонала, поощряя его.
Раньше такие ласки были всем, что мы могли себе позволить. Осторожные и тайные… Нам казалось, что в них было недостаточно любви, но теперь я понимала, что её было больше в тех робких прелюдиях, чем в том, чему эта прелюдия предшествовала теперь.
Близость с ним… Теперь мне казалось логичным, что вступлением к ней стала масштабная война. Таков его уровень «ухаживаний». Когда Чили сказал, что уничтожает кланы и города, чтобы признаться в любви, он явно намекал на то, что и занимается любовью в том же духе. Одержимо и беспощадно. Раз в десять лет.
Преподнося свой целибат, как подарок мне, он, на самом деле, пришёл стребовать с меня долг. Не знаю, насколько Чили было тяжело воздерживаться, но удовлетворять его, столь выносливого и требовательного, было гораздо тяжелее.
— Я тебя утомил? — спросил Чили в момент затишья, когда меня начало клонить в сон.
— Нет. — Я развела ноги, и он накрыл «цветок» ладонью, присваивая так, как мог только уже состоявшийся любовник. В этом кажущемся бездействии было больше власти, чем в самом соитии.
— Я так долго мечтал заполучить тебя, любовь… А теперь, когда заполучил, у меня появилась другая проблема, — проговорил он задумчиво. — Как мне прятать столь манящую красоту?
— Под собой, — подсказала я, проведя кончиками пальцев по его ладони. И Чили понял, что его главная проблема не в этом, а в том:
— Как мне оторваться от тебя?
О нет, лучше не надо. Этот мир был рад исчезнуть из зоны его внимания хотя бы ненадолго, как и все люди вокруг. Дорожа собственными жизнями, его покой не смели тревожить ни слуги, ни свита, ни солдаты. Возможно, среди них были и те, кто помнил, чем он занялся после секса в прошлый раз. Я, например, помнила.
— У тебя появились дела поважнее? — Я потрогала свою грудь, сжимая бёдрами его ладонь. — Расскажи.
— Это мужские дела, — хрипло ответил он, наблюдая за мной. — Тебе будет скучно это слушать.
— Все мужские дела скучные, Чили. Только если они не подразумевают, что твой член будет двигаться во мне.
О, это его выражение лица…
Он смотрел на меня так лишь в юности, когда я говорила подобные пошлости, а ему было запрещено о них даже думать. Но ведь теперь ему было позволено. Время, когда он ограничивался одними фантазиями, прошло.