Цветок забвения
Шрифт:
— Чили, — позвала я жалобно. — Чили…
Прислушиваясь, словно в ожидании ответа, я уловила лязг металла. Тяжелое дыхание. Голоса. Женский и мужской, тот самый, нечеловеческий, не подходящий для песен, молитв и утешения.
Боги, а всё повторялось.
Из-за окружающей меня темноты казалось, что я снова попала в ящик, а эта суета совсем рядом… Мне не хотелось об этом думать, но я всё равно пошла на звук.
Среди огней с мечами кружили двое, и я замерла, завороженная этим диким танцем. Старец сражался
— Сражение с отшельником делает честь при любом исходе, — заключила она, хотя явно проигрывать не привыкла. — Спасибо, что на этот раз не поддавался.
— Так это ты мне врезала той ночью? — Он протянул ей руку и рывком поставил на ноги.
Жемчужина напряжённо рассмеялась, отряхиваясь от пыли.
— Ну прости. Могу угостить тебя выпивкой в качестве извинения.
— Ты предлагаешь вино Старцу. Так себе извинение.
— Напомнить, где мы с тобой познакомились? Или ты привык, что женщины перед тобой иначе извиняются? — Она лукаво улыбнулась. — Можем просто погулять, пока я не придумаю другой способ загладить свою вину.
— Точнее, другой способ уложить меня на лопатки?
— Да, Старик отлично умеет сражаться с женщинами, — вмешалась я, выходя на свет. — У него руки чесались с того самого момента, как ему не дали расправиться с той несчастной матерью.
Старец и Жемчужина переглянулись.
— Его Величество был так взбешён, — сказала она в итоге. — Никогда его таким не видела.
— Ну ещё бы, — согласилась я. Пока Калеки добирались до города, его несчастным подданным угрожал его же союзник.
— Императорская гвардия никогда ещё так не позорилась. Мне стыдно, что наша медлительность заставила тебя вмешаться, отшельник, — продолжила воительница. — Но, в то же время, я не жалею, что дала тебе возможность в очередной раз всем показать, что Старцы не зря считаются лучшими телохранителями.
Ага, скажи это его господину, которого он же сам и убил.
— Что ты здесь делаешь? — спросил мужчина, глядя на меня.
— Ищу подходящую голову для этой короны. — Я направилась к Жемчужине. — И, кажется, уже нашла.
— Она достойна королевы, — ответила та, послушно наклоняясь, — или хотя бы победителя.
— Если бы я не вмешалась, то выиграла бы в итоге именно ты. Старик оказался бы лежащим, и я восхищена твоей решимостью побеждать любым способом, — сказала я, и Жемчужина сконфуженно потупилась. На уме у неё уже давно были сражения иного рода. — Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что это торжество устроено в твою честь. Но ты почему-то не празднуешь со своими подругами, а предпочитаешь утешать этого мужчину.
— Это торжество… оно ваше, госпожа.
— Нет. Пока эти цветы не завянут, наша королева — ты. — Я подняла руку к её лицу, чувствуя жар на её щеках.
Она растерянно взглянула на Старца, то ли собираясь попросить у него помощи, то ли совсем наоборот.
— Проводишь меня обратно на праздник? — попросила я. — Я составлю тебе компанию в другом состязании. Только учти, перепить меня будет намного сложнее, чем сражаться с отшельником. Но даже если ты проиграешь, я щедро тебя одарю.
— А… я… но у вас ведь есть телохранитель.
— Разве он мне нужен? Хранить тело от тебя я не собираюсь.
— Да? Но вы… вас нужно охранять. Теперь особенно. Те люди… Все вас видели. А после того, как вы исцелили того ребёнка? Им может прийти в голову всё что угодно.
— Например?
— Например, что легенды правдивы, и ваше прикосновение может излечить любые раны, а поцелуй — сделать из любой девочки красавицу.
— Красивее, чем ты сейчас, стать невозможно, но я могу поцеловать тебя.
Я потянулась к ней, но Старец, очнувшись, схватил меня за предплечье. Не прощаясь и не церемонясь, он потащил меня в сторону дворца. Поэтому я послала женщине воздушный поцелуй, прежде чем её фигура стала неразличима в сумраке.
— Куда ты так спешишь? — спросила я. — Тебя на тот праздник не приглашали.
— Даже если бы приглашали, ты бы мне и его обломала. — Уведя меня от сада, он в итоге затащил меня в ещё более мрачное место. — Отбила у меня и эту женщину, молодец. Собралась трахнуть её у меня на глазах?
— Это слово отвратительно, только мужчина может вытворять что-то настолько мерзкое с женщиной.
— Ну прости, я тебя недопонял. Что ты хотела сделать, говоря, что не собираешься хранить от неё своё тело?
— Всё что угодно, кроме этого.
Я оказалась прижата к холодной стене. Мы уже были у дворца, я слышала вдалеке голоса гуляющих придворных. Я почувствовала чужую руку, мягко обхватившую мою шею, а потом дыхание на приоткрывшихся губах. Мужчина замер, словно сам не мог поверить, что позволил себе подобную дерзость.
— Сделаешь это, — проговорила я, — и нарушишь запрет.
— Я не Калека, мне можно прикасаться к женщинам.
— Но не к моим губам. На них вино.
Он судорожно выдохнул, будто сдерживать себя стало ещё труднее.
— Ты пьяна?
— А что, незаметно?
— Трезвой ты ведёшь себя точно так же.
— Меня невозможно перепить, говорю же.
— Этим не стоит гордиться отшельнику!
— Стоит, — тихо возразила я. — Я горжусь этим, потому что это моё утешение. Единственное утешение, которое я могу себе позволить. Потому что его завещала мне Чили.