Цветок забвения
Шрифт:
— Илай, — прошептала она однажды, гладя его по тёмным, как у отца, волосам, заглядывая в синие глаза. Его внешность — единственное, что примиряло её с мужем. — Что тебе нравится больше? Каллиграфия или фехтование?
Он задумался.
— Вчера ты спросила, кого я больше люблю: отца или тебя. Это то же самое.
Ему было восемь лет, и все учителя говорили о его способностях, живописуя их перед генералом ей на горе. Но в такие минуты она охотно признавала это.
— И кого же ты больше любишь?
— Я не могу сказать, но… — Он макнул кисть в чернила,
— Так красиво. — Она подула на изящные завитки. — Красиво вдвойне, потому что я знаю, что это правда. Ведь фехтование тебе нравится больше.
Так и было, несмотря на муки, которые доставляло обучение. Если бы Илай знал, что чернила могут оказаться более грозным оружием в его руках, чем меч, может быть, и налёг бы на каллиграфию. Но он даже не представлял, в каком совершенстве ему придётся овладеть искусством начертания, что, однако, не обрадует ни его отца, ни даже мать.
Всё изменилось после первой официальной поездки, в которой он сопровождал отца. Подслушивая его разговор с советником, Илай параллельно наблюдал за реакцией горожан на их процессию. Люди шарахались, заметив их коней. Играющие дети затихали. Женщины прятались. Мужчины опускали глаза.
Вот и все достопримечательности города, которые Илай запомнил.
Не покидающий ранее пределов дома он не ожидал столкнуться с такой ненавистью к нему лично. Окружённый заботой, которая иногда проявлялась в материнских поцелуях, а иногда в отцовских оплеухах, он даже не подозревал о масштабах злобы, которая жила за воротами. И дело не в неравенстве, пусть даже они были сказочно богаты, а большинство жителей южных провинций так же невероятно бедны. Илай знал, люди любят глазеть на богачей. Их выход, будь то обычная прогулка или парад — праздник для бедняков. Но на богатство Маяра смотрели с презрением.
Контраст между их процессией и остальным городом не мог стать более явным.
Так думал Илай, пока они не прибыли ко дворцу, который по роскоши не уступал императорскому. Но в нём жил не правитель, а судья, ему подчиняющийся. Божественное Дитя. Илай знал, что они самые почитаемые среди отшельников. Ни Старцы, ни Калеки, которые с течением времени превратились в наёмных убийц, не пользовались такой популярностью. Что касается Дев — их мало кто видел, а тем, кто видел, не верили. Девочек из святилищ уносили к подножью горы, и они никогда больше не спускались во Внешний мир. Детям же напротив было велено служить правителям Внешнего мира. В каждом городе был свой судья-отшельник, и каждого народ берёг, желая им вечного процветания так же рьяно, как желал Маяру сдохнуть в мучениях.
Это стало очевидным, когда они спешились, и хозяин вышел их встретить. Все, кто был во дворе, опустились на колени, касаясь лбами земли. Стража генерала в том числе. И советник. Но не Маяр. Всем своим видом он давал понять, что не склоняется и перед императором. Его кровь не склоняется. Поэтому Илай тоже не стал опускаться на землю.
Когда Дитя приблизилось, оказалось, что оно меньше него. Девчонка? Илай так и не смог этого определить, даже когда судья заговорил.
— Ваше с генералом Дёрдом дело придётся отложить на пару часов, он ещё не прибыл.
— Конечно, у него не такие хорошие кони. — Маяр рассмеялся. Провести пару лишних часов рядом с Дитя ему не было в тягость, потому что одно только присутствие этого отшельника наполняло силой его стареющее тело.
— Своими сыновьями он тоже не хвастается, — слабо улыбнулось Дитя, то ли поощряя, то ли предостерегая.
— Что? У него родился второй?!
— Нет.
— У меня тоже только один, присмотрись повнимательнее.
— Я вижу. Славный мальчик. Сколько ему?
— Восемь, — ответил Илай.
— Ты высокий. Все, кто выше меня, должны мне кланяться.
— Не вини его, Дитя, может, это судьба. Может, однажды ты сам поклонишься ему, — заговорил тихо, но дерзко Маяр. — Император слаб, а его наследник — недалёкий, ветреный олух. Война вынудит людей выбрать сильного правителя.
— И почему война постоянно вынуждает людей поступать так, как тебе хочется?
Он раздражённо вздохнул.
— Не заставляй меня разочаровываться в твоём уме, а то я решу, что моё собственное дитя мудрее тебя.
— М-м, из него бы вышел отличный отшельник.
— Не такой отличный, как король.
Чувствуя себя безнаказанным, Маяр повторял это везде, где бы ни появился, провоцируя и зная, что никто не посмеет заткнуть ему рот. Не этот разодетый ребёнок уж точно.
— Раз уж у нас выдалось свободное время, обсудим этот вопрос сейчас, — сказало Дитя с какой-то тоскливой неизбежностью в голосе, и Маяр ухмыльнулся.
— Сразу бы так.
Но их разговор не затянулся. Забыв о деле, ради которого приехал, генерал уже через полчаса вылетел из дворца. За ним едва поспевал советник.
В таком бешенстве Илай отца ещё не видел, при том что часто становился свидетелем его приступов гнева.
— Ты и ты, — Генерал указал на лучших из охраны, — едете со мной! Остальные, возвращайтесь домой.
— Куда вы, господин? — задыхаясь от спешки, спросил советник.
— К императору. А ты… Только попробуй хоть слово сказать о том, что тут услышал, — процедил Маяр, запрыгивая на коня.
Всадники вылетели за ворота, оставляя после себя облако пыли и тревожное предчувствие. Нервно постукивая хлыстом по голенищу сапога, Илай кивнул одному из солдат, и тот помог ему забраться в седло. Он знал, что возвращаться домой без отца и вестей не имеет права, но начни он качать права, и это лишь усугубит ситуацию.
По дороге домой Илай пытался заговорить с советником, но тот не нарушил приказ господина. Просто потому что онемел от шока. Растормошить его смогла лишь госпожа дома. Он не стал отказывать этой кроткой женщине, радеющей за честь семьи больше, чем кто-либо.
Подозревающие неладное слуги облепили дверь комнаты, в которой они закрылись. Илай тоже застыл неподалеку, прислушиваясь. Советник говорил дрожащим шёпотом. Поэтому вопль матери, раздавшийся следом, прозвучал так невероятно громко.