Цветок забвения
Шрифт:
— Какая теперь разница? Они уже мертвы.
— Хватит это повторять! Я лучше тебя знаю это! — Эвер тяжело задышал. — Да, они мертвы… Они, а не я. Я должен жить. Теперь тем более. Иначе всё это было абсолютно бессмысленным.
Его взгляд зацепился за лежащую на полу перчатку. Левую, ту, на которой осталась печать, подавляющая действие смертельной техники. Какое совпадение, у него как раз цела именно левая рука. Если он будет достаточно быстр, то сможет надеть перчатку, и тогда у него появится шанс… нет, не победить, а сбежать.
— Говоришь, у тебя лошадь есть?
Вряд
Илай вышел из святилища, весь покрытый кровью: результат не долгого избиения, а одного единственного удара. Для Эвера всё закончилось мгновенно. Илай же обречён был пройти через все «прелести» предсмертных мук. Он понимал, что умирает, теперь уже совершенно точно, но его тело, приученное выживать, отказывалось сдаваться.
Он пошёл прочь от храма: два Старца, умерших в святилище Девы — это уже слишком. Хотя какая разница? Он никогда не оказывал Ясноликим почёт, а теперь в этом вообще не было смысла: его трогательный жест самим Девам уже не оценить. Само по себе плохо, что он обречен погибнуть с ними в один день. Так ещё и в одном месте?
Нет уж…
К тому же, Илаю стало важно узнать, сколько шагов он сделает, прежде чем упадёт. Когда же это случилось, он пополз, но уже не из-за чистого упрямства, а потому что услышал шум. Неподалёку от святилища текла горная река. Он подумал, что хочет умереть там, в объятьях божества, которому поклоняются Старцы. Его зрение, лёгкие и сердце начали отказывать так же, как и ноги, но он продолжал ползти пока не почувствовал брызги на лице и влажные камни под ладонями. Подтянув тело в последний раз, он лёг на мелководье.
Вода и камень. Идеальное сочетание.
В кои-то веки чувствуя умиротворение, он полностью расслабился. Ледяной поток быстро выгонял тепло из его тела, но на фоне предсмертных спазмов это было настоящим наслаждением. Какое-то время… А потом Илай понял, что холод мешает сильнее, чем боль. Конечности немели, мышцы сводило судорогой, сердце, яростно стуча, упрямо разгоняло жар по телу.
Это так отличалось от его понимания агонии, что Илай открыл глаза… и понял, что его зрение вернулось. То, что он чётко видел, уже само по себе показалось невероятным. Но то, что именно он увидел, впечатлило его куда сильнее.
Женщина?
Нет, он видел женщин раньше. Лучших из них. В гареме Маяра были собраны прелестницы исключительной красоты, если верить реакции его солдат, слуг и гостей. Но сам Илай никогда не чувствовал в себе желание даже просто задержать на них взгляд.
Божество воды?
Она лежала совсем близко, на камнях, от чего её тело казалось таким нежным, гладким и сияющим. Её голова была повёрнута к нему, но глаза закрыты. Её невероятно длинные тёмные волосы разметались вокруг.
Ещё мгновение назад всё в нём было занято осознанием собственной смерти, а теперь Илай потянулся к ней, желая чего-то, что было важнее спасения. Он был так сосредоточен на ней, что не сразу вспомнил о печати, покрывавшей его руки. Заметив символы, Илай начал сосредоточенно их оттирать, пока на ладонях и груди не осталось чернил. Откуда-то взялись силы на это. И на то, чтобы подобраться к ней.
Это было чудом, но он не потратил на размышления о собственном исцелении ни секунды. Ему нужно было прикоснуться к ней. Он даже не думал в тот момент, что это может быть неправильным. Она была водой, созданной, чтобы насыщать его. Вода не могла упрекать его за жажду. Вода не смела его отвергать.
Илай поднял её… и едва удержал в руках, потому что она была просто невероятно лёгкой и гибкой. Буквально выскальзывала из рук.
Прижав женщину к себе, Илай вынес её на берег. Она была холодной, но мёртвой не выглядела. Он не заметил никаких следов на её теле, ни одного синяка. Опустив её на траву, Илай осмотрел её внимательнее и ощупал. Переломов нет, суставы на месте. Сердцебиения и дыхания он не слышал, но рядом шумела река. Илай впервые в жизни допустил кощунственную мысль, что вода мешает ему…
Он лёг рядом и придвинулся к женщине вплотную, обхватив руками, буквально окружив своим телом. До этого самого момента им руководили беспокойство и интерес. Жадность, но не похоть. В её красоте не было ничего эротического, а в его мыслях — ничего развратного. Прижавшись к ней, Илай отдавал своё тепло, чувствуя, как в него самого вливается её сила. Его пульс выровнялся, дыхание стало глубоким, насыщая каждую клетку крови чистейшей силой. Он впервые так остро почувствовал своё тело. То, насколько оно живое.
Но потом что-то пошло не так, потому что в нем ожило даже то, что не должно было оживать ни при каких обстоятельствах. Чье бессилие было необходимым условием его собственной силы. Неотъемлемой частью его сущности.
Изменения в своём теле Илай заметил не сразу. Блаженство, которое становилось всё невыносимее, он принял за последствия исцеления. На фоне всего случившегося именно так и должно ощущаться внезапное спасение. Высшее физическое наслаждение. Внутри стало горячо, и этот жар был ему совершенно незнаком. Руки, которыми он осторожно растирал женское тело, теперь требовали, искали, потому что инстинкты подсказывали ему, что это не всё — не всё, что она может ему дать. Он может стать ещё сильнее и ему может быть ещё приятнее.
Илай потёрся об неё, используя уже не только руки, а всё тело. Не для того, чтобы согреть её и не чтобы согреться самому. Он не мог сопротивляться необъяснимому стремлению прижаться теснее, слиться, утонуть в ней. То, что он чувствовал, не могло быть неправильным, пусть даже острее всего это проявлялась там, где… чёрт, где он ничего не должен чувствовать!
Отпрянув, Илай принялся ощупывать себя, словно теперь нуждался в спасении от этого спасения. Сердце бешено колотилось. И оно было не единственным, что дико пульсировало. Надавив на грудь одной рукой, а другой обхватив себя между ног, Илай уставился на распростёртую перед ним женщину.
Дева!
То, что сказал ему мастер, было правдой лишь частично. Ясноликие, действительно, способны делиться жизненной силой с другими отшельниками. А вот то, что они все погибли — ложь. Одна из них прыгнула в реку, спасаясь, и поток вынес её к святилищу. Но почему она голая? Неужели в их мире не существует понятия стыда? Хотя чего им стыдиться…
Илай огляделся. Если бы её нашёл кто-то другой… если бы это был мужчина, он бы точно не стал себя сдерживать. Раз Дева способна так влиять на Старца, чья выдержка несокрушима, обычный человек потерял бы самообладание при одном взгляде на неё. А если бы её увидел Калека?