Цветущая пустыня
Шрифт:
– Которое я бросила тебе в лицо. Прости.
– Ничего, я куплю тебе еще, можешь и его бросить тоже, - улыбнулся Анри.
Девушка засмеялась:
– Кажется у тебя уже иммунитет к Мари!
Анри подтянул ее к себе поближе и промурлыкал:
– Чтобы иммунитет выработался окончательно, нужен более тесный контакт, куда более тесный...
–
Мари попыталась захлопнуть дверь под носом у художественного редактора, тот обижено заскулил, вставляя в щель ботинок:
– Не стесняйтесь! Мы же вас не съедим. Только пощелкаем пару фоток для стенгазетки… На память, так сказать…
– Обойдетесь, извращенцы!
Мари с помощью жениха вытолкала наглую ногу и они вместе таки закрыли дверь.
Редактор протянул разочарованно:
– Ну что за люди, совсем не идут навстречу коллективу, - и мечтательно улыбнулся, - ничего, все, что не попало в снимок, дорисуем. Художники мы или нет?
– И допишем, - кивнул автор, которого иллюстрировала Мари. Он принимал самое деятельное участие в сражении за дверь и теперь тяжело дышал.
– Кажется, снова…
– Что? – обеспокоенного спросил редактор.
– Руку повредили?
– Вдохновение нашло, - глаза автора горели огнем, пока его муза увлеченно целовалась за дверью.
– Пойдем, - покровительственно улыбнулся редактор, - будем с этим что-то делать!
========== 17. ==========
Художественный редактор, назовем его Генрих, усадил автора (имя автора - Жан, да, простое…, но у него такой псевдоним, что никто в издательстве его до сих пор не выучил и, тем более, не научился правильно выговаривать!) в уютное кресло и сел рядом, поглядывая в планшет, с листом бумаги, в котором также нетерпеливо делал набросок. Автор, увлеченный планшетиком, даже не вздрогнул, почувствовав теплое дыхание, коснувшееся его щеки.
— Жанчик, — проникновенно нашептывал редактор, — ты уверен, что они именно в такой позе…
Автор испуганно встрепенулся:
— Это невозможно физиологически?
— Нет, это не возможно не проверить…
— А?!
— Да, отложите же планшет, Жан, — он может пострадать!
Жан возмущенно прикрыл планшет своим телом — ведь там находился роман его жизни, о чем он незамедлительно сообщил редактору.
— Бросьте, какой роман может жить в планшетике?! Романы — они в жизни, — невозмутимо поведал редактор, положив руку на плечо недогадливому и наивному автору.
— Вы о практической стороне? — недоверчиво
— Конечно, о ней, — окончательно забыв о набросках, доверительно зашептал редактор. — Как вы можете писать о любви… Большой Любви с большой буквы, не попробовав все на себе?
Автор изумленно смотрел на редактора и отчаянно признался:
— Я еще не влюблялся… Моя мама говорила…
— Вот-вот, так нельзя, это не этично писать о любви, не испытав этого чувства!
— Но я же такой чувствительный! Я всегда плачу, кода вижу котят, и птенчиков, и ….
Редактор схватился за голову и со вздохом: «Тяжелый случай…», пристально посмотрел автору в глаза:
— Тяжелый, но не неизлечимый … Дорогой Жан, — начал он, но был остановлен неожиданным и отчаянным поцелуем автора. Тот припал к его губам, как оголодавший к куску мяса, да так, что даже бывалый редактор от такого напора плюхнулся на пятую точку, ну, а автор — от неожиданности — на него.
— Дорогой! — выпученные глаза редактора говорили сами за себя, только автору, в вошедшему в раж, было глубоко начхать. Он, буквально, почувствовал себя на коне. «Конь» попытался взбрыкнуть, но бунт был подавлен на корню коварной рукой, схватившей его за яйца.
— Деточка, ты хоть эту штуку в руках держал? — умоляюще-иронично спросил Генрих, не сомневаясь в ответе, и ответ не заставил себя ждать:
— Нет, но столько об этом писал!
Такая отчаянная наглость ввергла его в еще больший ступор, а ловкие пальчики уже проникли в штаны: матчасть автор, видимо, изучил основательно.
«Не так я это себе это представлял!» — было следующей мыслью Генриха. «Да я и не представлял, что будет так!» — второй. Особой разницы вроде бы и не чувствовалось, но, учитывая то, что перевозбужденный автор добрался ротиком до того, что раньше нежно, но крепко сжимали его пальчики, разница была о-го-го как ощутима!
— Жан, Жан! Ну, Жан, же!!!
— Что, — спросил невменяемый автор, с трудом отрываясь от важного дела и явно пребывая где-то в своем мире, в который его жестоко пытались вернуть, отрывая от занятия, успевшего его поглотить.
— Мы на работе!
— Ну и что! — невозмутимо ответил автор и вернулся к прерванному занятию.
— О! Это аргумент, — вырвалось у редактора, который, несмотря на попытки вырваться, шел к прекрасному финалу.
— Жан!
— Ну что еще, — негодующе воскликнул автор, который на практике, в отсутствие которой ранее упрекала его жертва, пытался добиться Большой Любви в реале и преуспел: брызги оной достигли даже его планшетика.