Цветущий репейник (сборник)
Шрифт:
— Я велосипед хочу! — отчаянно выкрикнул Васька.
— Сейчас тебе будет велосипед, — мама уже вооружилась полотенцем.
Васька вдруг приспустил штаны, повернулся к родителям незагорелым тощим задом.
— Бейте, садисты, издевайтесь. Мне на вас наплевать!
Отец Пётр побагровел так, что мать с испуганным лицом даже шагнула к нему.
— Ну-ка, — он крепко взял Ваську за плечо и подвёл к кровати. — Ложись. Раз сам понимаешь, что заслужил.
Васька лёг, но, уже оробев, всё ещё надеясь, что отец попугает
— Папа, папочка! — взвизгнул Васька. — Я не буду больше!
— Что ты не будешь? — уточнил отец, не торопясь приложить вооружённую длань к неосмотрительно подставленному Васькой заду.
— Прогуливать не буду, — Васька всхлипывал. — Не бу-уду.
— Что ещё?
— Хамить не буду.
А отец ещё больше осерчал.
— Значит, ты прекрасно знаешь, что делаешь плохо, и продолжаешь делать. Паршивец!
Отец всё же несколько раз крепко хлопнул Ваську ремнём. Васька зашёлся в крике и плаче.
— Всё равно велосипед хочу! — прорыдал он. — Вы меня не запугаете.
— Нет, он неисправим, — вздохнул отец и ушёл к себе в соседнюю комнату.
Васька ещё немного поплакал и перестал, потому что больно уже не было. Чтобы получить велосипед, нужен был план, и слёзы надо использовать дозировано, в самые критические моменты упрашивания, особенно если родители снова начнут терять терпение.
Пришёл домой старший брат Илья. Он учился в духовной семинарии и старался быть похожим на отца. Носил такую же бородку и такие же длинные волнистые волосы, говорил с расстановкой, тихим голосом, с отцовскими мягкими интонациями. Васька его за это недолюбливал. Он не верил в Илюшкину доброту.
Заметив плачущего на кровати брата, Илья быстро смекнул, в чём дело, и, забыв о своём тихом, мягком голосе, вдруг зло сказал:
— Получил? Наконец-то! Давно пора было тебя налупить. Всех достал.
— Козёл противный!
Васька не боялся обзываться, потому что мог поколотить старшего брата, который в девятнадцать лет оставался тщедушным. Васька обычно кидался на брата, отчаянно колотил руками и ногами и подавлял Илью своей напористостью. Остальные четверо детей в семье были девочки, и все младшие. Они ходили хвостиком за мамой и сторонились драчуна и задиру Ваську.
— Нарвёшься, навешаю тебе сейчас, — зашипел Илья.
— Попробуй, — Васька мгновенно вскочил на ноги прямо на кровать и стал выше брата ростом. — Попробуй, — он выставил перед собой кулаки, усыпанные веснушками.
— Да ну тебя, чумовой! — Илья пошёл к отцу, наверное, ябедничать.
Васька скатился с родительской кровати, шмыгнул к себе в комнату, маленькую, похожую на кладовку, только с окошком. Васька ужом скользнул под кровать. В дальнем углу нащупал фонарик, включил его и в освещённом круге приоткрыл картонную коробку из-под обуви. В коробке стояла картонная иконка с ликом Николая Чудотворца, которую Ваське подарила мать несколько лет назад. Тут же лежал его крестильный крестик. В металлическом школьном пенале, на крышке которого был изображён замок в ночи, мрачно подсвеченный светом луны, хранились Васькины деньги. Смятые десятирублёвые бумажки, монеты по пять и по два рубля.
Мелочь обычно Васька оставлял себе со сдачи, если мать забывала о ней спросить, когда он возвращался из магазина. Десятки Васька копил, отказываясь от школьного обеда. А три десятки Васька в разное время стащил у матери и отца. Денег набралось двести сорок три рубля. Этого не хватило бы и на велосипедную цепь.
Васька потёр лик Николая Чудотворца пальцем и шепнул:
— Ну что же ты? Мне так нужен велосипед! У меня нет компьютера, но я и не прошу. А вот велосипед! У Шурки есть, даже у Вальки. Ты не обижайся, что я в церковь не хожу. Это неважно, ведь я и так в тебя верю. Я не люблю, когда на меня давят. Почему я должен делать, как они? А они ещё и дерутся!
Васька ещё раз пересчитал деньги, но их не прибавилось, пока Васька умолял о чуде святого Николая.
— Кот! Иди обедать! — позвал Илья.
За большим овальным столом собралась вся семья. И все, кроме, конечно, упрямого Васьки, прочли молитву перед едой, как делали всегда. Про Васькины сегодняшние приключения словно забыли.
Не успели они дообедать, как на улице раздался автомобильный сигнал. Отец вышел на крыльцо. Девчонки и Васька бросились к окну. Только Илья степенно продолжал обедать.
На большой ярко-красной машине приехал Иван Петрович. Он был хозяином конезавода, помогал с ремонтом церкви, жертвовал деньги на храм. Весёлый, лысоватый, кругленький, он ловко держался в седле, иногда пролетая на огромном чёрном коне по посёлку. Он любил пофорсить перед односельчанами.
Васька видел в окно, как, размахивая руками, Иван Петрович с улыбкой что-то объяснял отцу. Тот молча слушал, дёргал себя за бороду и отрицательно качал головой.
Васька знал, что, если отец так треплет собственную бороду, он очень сердит. К Ивану Петровичу он относился хорошо и вряд ли сердился сейчас из-за него.
Васька переминался с ноги на ногу, вспоминая все свои последние проказы, о которых отец ещё не знал. Так, на всякий случай, готовясь оправдываться.
— Нет, ты подумай! — ещё из коридора загремел своим сочным басом отец. — Васька, наверное, что-то спроворил, — он вошёл в комнату красный и возмущённый. — Не пойму, когда только он успел сказать про разбитый велосипед.
— Я ничего не говорил, — поспешил отказаться Васька.
— А в чём дело? — Илья вытер бороду полотенцем.