Цветы на его похороны
Шрифт:
— Ладно, — сказала Джиллиан. — Может быть, повожусь в саду.
— Мы с папой пообедали супом. Если ты голодная, в холодильнике есть сыр…
— Я поела на работе.
Джиллиан не стала признаваться, что за весь день перекусила только кофе с крекером. Матери ни к чему лишний раз волноваться.
— На вечер я купила сосиски, — сказала миссис Харди, беря свою сумку. — Папа читает книгу, которую я взяла для него в библиотеке. В студию он пока не пойдет — кажется, ждет, пока работа сохнет. Он тебя не… В общем, ему как будто ничего не нужно.
Мать быстро вышла из дому, а Джиллиан направилась в крошечную гостиную с низким дубовым потолком. Отец в инвалидном кресле сидел у окна,
— Сегодня библиотека в Чиппи открывается попозже. После чая съезди туда, пройди без очереди и поменяй мне чтиво. То, что принесла твоя мать, я уже читал. Видишь? — Он протянул ей книжку. — Вот карандашная пометка на последней странице! Я ей тысячу раз говорил, чтобы заглядывала в конец, нет ли там моей пометки, но она вечно забывает.
— Ладно. Пока поднимусь к себе, переоденусь.
Отец молча склонился над книгой и снова нахмурился. Джиллиан поднялась в свою крошечную спальню на втором этаже, сняла рабочую одежду, переоделась в джинсы получше и чистый свитер. Затем она разложила на покрывале твидовый жакет.
Усевшись рядом по-турецки, она запустила руку в карман жакета и выудила оттуда мятый конверт из оберточной бумаги. В спальне было промозгло, здесь никогда не топили, но ее прошиб пот.
Джиллиан погладила конверт кончиками пальцев. Снова заурчало в животе; когда она вынула из конверта две мятые фотографии, ее замутило. Она осторожно разгладила снимки и разложила рядышком на стеганом покрывале.
Снимки были черно-белые, десять на пятнадцать. На одном миссис Джеймс позировала с кошкой, на другом — с собакой. Собака радостно вывалила язык, а кошка, свернувшись в клубок, многозначительно смотрела в объектив. Обе фотографии сняли год назад для рекламного буклета их гостиницы; с помощью рекламы миссис Джеймс надеялась увеличить приток четвероногих постояльцев. Глянцевые оригиналы с тех пор изрядно пострадали — однако вовсе не из-за того, что их часто разглядывали и вертели в руках.
Кто-то безжалостно изрезал бритвенным лезвием лицо миссис Джеймс на обеих фотографиях. Оттого, что дерзкий собачий оскал и ухоженная кошачья голова остались нетронутыми, контраст казался еще более разительным. Человеческое лицо обезобразили явно намеренно и обдуманно. Кто-то вырезал глаза и нос, отрезал от головы уши. Рот надорвали крест-накрест — как будто на изуродованном лице нарисовали знак умножения. Еще один надрез сделали на шее.
Джиллиан прикусила губу, но больше никаких внешних признаков волнения не выказывала. После того как она, наконец, снова увидела страшные снимки, урчать в животе почему-то перестало.
Вдоволь насмотревшись, она сунула обезображенные снимки в конверт и, соскочив с кровати, подошла к однодверному шкафу в углу, служившему ей гардеробом. В их старом доме почти не осталось прямых линий и прямых углов; особенно это было заметно в ее спаленке со скошенным потолком. Между задней стенкой шкафа и стеной, с которой осыпалась штукатурка, имелось узкое отверстие — впрочем, конверт туда вполне пролезал. Джиллиан пришлось только чуть-чуть сдвинуть шкаф с места, чтобы потом без труда можно было вынуть конверт. Если даже мать и войдет к ней, что вряд ли, она ничего не заметит. Миссис Харди редко заходила к дочери. Ее жизнь в основном проходила в заботах о мистере Харди. Джиллиан сама убирала свою спальню и сама стирала свое белье.
Пусть фотографии пока полежат в тайнике, а она тем временем придумает, что с ними делать. Джиллиан всегда была осторожной. Она любила просчитывать все заранее.
Глава 2
Как назло, Мередит первой заметила ее.
Как потом много раз уверял ее Алан Маркби, окажись он на ее месте, он бы всеми силами постарался избежать встречи. Тогда они не попали бы в ужасное положение. Позже узнали бы о том, что случилось, из газет, ужаснулись бы — и только.
Однако судьба распорядилась иначе.
В предпоследний день выставки в центральном павильоне — «Большом шатре» образовалось настоящее столпотворение. Утро давно миновало. Посетители устали и страдали от духоты, хотя продолжали лучезарно улыбаться и с воодушевлением любоваться цветами. Атмосфера все более сгущалась.
Как правило, любители садоводства — люди мирные, просто на выставке их собралось слишком много. Они любовались композициями из срезанных цветов, восхищались стендами, оформленными в виде мини-садиков различных стилей, присматривались к садовой мебели, вертели в руках всевозможные инструменты. В киоски с книгами по садоводству и с семенами стояли очереди. Утомленные посетители выходили наружу и, сидя под деревьями, перекусывали бутербродами под звуки оркестра гренадерского гвардейского полка. Они давились в очереди за банками с тепловатым «Пиммзом», [1] а потом жадно пили. Когда Мередит с Аланом наконец удалось протиснуться в «Большой шатер», Мередит испугалась, что их хватит тепловой удар.
1
«Пиммз» — слабоалкогольный коктейль на основе джина и сока.
Мередит глубоко вздохнула. Настоящая битва при Ватерлоо! Среди посетителей было много людей пожилого и даже преклонного возраста; некоторые из них не совсем уверенно держались на ногах. Тем не менее они были полны решимости осмотреть все. Мередит то и дело толкали, остановиться и полюбоваться понравившимся цветком — если вообще удавалось протиснуться к стенду — оказалось невозможно; ее торопили другие посетители, которым не терпелось сделать то же самое. Больше всех бесчинствовали старушки с тросточками для ходьбы, которые они использовали как штыки.
И все же Мередит очень нравилось в Челси. Цветоводством увлекался Алан, а не Мередит, но она не жалела, что согласилась поехать вместе с ним на самую знаменитую выставку цветов в мире. И все же, побродив немного по «Большому шатру», она поняла, что ей очень хочется побыстрее отсюда убраться.
— Сейчас сниму вон те розы, — пробормотал Маркби, доставая фотоаппарат из футляра.
— Меня на фоне роз?
Мередит сразу поняла, что сморозила глупость.
— Нет… нет, извини. Хочу, чтобы в кадре уместилось как можно больше роз. Отойди, пожалуйста!
Мередит послушно отошла в сторону и принялась рассеянно оглядывать толпу, бурлящую вокруг. Алан все возился с фотоаппаратом, выбирая нужный ракурс. Мередит отошла чуть дальше, к стенду с огородными растениями. Оказывается, им присудили серебряную медаль. Очень жаль, что ни у нее, ни у Алана нет настоящего сада. За ее бамфордским домиком есть крошечный мощеный дворик, в котором умещаются лишь контейнер для мусора и один горшок с фуксиями. Алан живет в более просторном особняке Викторианской эпохи; он разбил за домом площадку для отдыха и поставил большую теплицу, где высаживал любимые растения. Мередит не очень страдала от того, что ее не окружает пышная растительность, зато Алан мечтал о настоящем саде. Хотя… есть ли у него время, чтобы в свое удовольствие копаться в земле, полоть, подрезать? Он ведь служит в полиции. Работа поглощает всю его жизнь!