Цветы на снегу
Шрифт:
— А действительно, почему бы твоему отцу не помочь нам в такую трудную минуту? — обернулась Жанна. — А он в самый ответственный момент сбежал! И бросил ребенка!
— Это не его ребенок! — возмутился Евгений. — Это его внук!
— Не внук, а правнук! — поддакнул Роман. — У которого есть собственная бабушка под боком.
— Бабушка? — взбешенно окрысилась Жанна. — А отца у него уже нет? Если нет собственных мозгов и сил, надо было не о детях, а о врачах подумать в нужное время!
Евгений остолбенел, услышав такие слова. Даша хотела что-то ответить, но слезы обиды зажали горло.
— Жанна Владимировна! — голос Романа вдруг разительно изменился. — Я думаю, вы не в себе. Вам стоит уйти из этой комнаты и лечь спать.
Он говорил холодно, с поджатыми губами. Жанна было собралась что-то сказать, но осеклась. Роман в свои двадцать лет выглядел совсем мальчишкой, да в сущности, мальчишкой и был. И вдруг впервые в его словах, в его голосе, в его поведении прорезался МУЖЧИНА. Даша во все глаза таращилась на своего мужа-студента, не узнавая. Но что-то знакомое ей все же чудилось. Черт возьми, да это интонации деда! Такая же суровая непреклонность, пробивающаяся через корку нежелания конфликта! Все, конечно, совсем слабенькое, не устоявшееся, но сходство было налицо.
Жанна не собиралась сдавать позиции без боя. Она еще посверкала глазами и резко переменила тему.
— Между прочим, в ваши годы пора бы зажить своим умом и своим домом. В нормальных странах дети сразу после образования семьи начинают жить отдельно. Дед только сегодня об этом говорил. А он, кстати, человек мудрый, часто бывает прав!
«Удар ниже пояса», — констатировала Даша. Но уж ее-то, человека тертого, на слабо и авторитеты не возьмешь, не то что этих впечатлительных мужиков, к которым она оптом отнесла и мужа, и отца, который явно был сердцем на их стороне, но по привычке старался не лезть против матери.
— А кто против? — с головой полез в ловушку Роман, рановато почувствовавший себя имеющим право решающего голоса только на основании того, что ему первый раз не возразили. — Но только съемная квартирка, самая хрен… ерундовая, в Москве стоит не меньше трех сотен баксов. Откуда у студентов такие деньги? А брать ваши — так что тогда от этой независимости остается? Видимость одна, типа как суверенитет республики Коми. Хочешь — живи, как из центра скажут. Не хочешь — попробуй, не живи.
— Ничего, придумаем что-нибудь. Зачем снимать, надо свое жилье покупать.
Даша насторожилась. Ой, не нравился ей этот тон, сулящий подарки на пустом месте. Она точно была уверена, что от таких радостей всегда кому-то приходилось лить горькие слезы.
— Для начала надо деда вернуть, без него ваш отпрыск никого слушать не хочет.
Артемка был с этим полностью согласен. Он уже несколько минут как дрых без задних ног, утомленный взрослыми разборками.
— А где его искать? И вообще, куда он делся? — заинтересовалась Даша.
— На дачу свою свалил, картошку озимую окучивать.
— А вызвонить?
— Он же старый шпион, у него определители кругом стоят — и на мобильнике, и на дачном телефоне. Не берет.
— Поругались, что ли? — прищурилась Даша.
— Какая тебе разница? Не хочет с нами разговаривать — и все тут! Ты же этого старика знаешь: втемяшит себе в голову какую-нибудь блажь — ничем не выбьешь. Ну все, пора спать, пока Артемка не проснулся.
Через минуту Роман, утомленный бурно проведенным вечером и еще более бурно проведенной его концовкой, глубоко спал, даже не сняв футболку. А Даша, несмотря на жуткую резь в глазах и плывущее сознание, еще минут десять проворочалась, пытаясь понять, какую комбинацию задумала мать и чего от нее ждать. А главное — стоит ли ввязываться. То, что жить такой толпой под одной крышей просто невозможно, было понятно без всяких разъяснений. И если есть вариант купить какое-то жилье — надо бросаться на это тут же, не тираня душу всякими сомнениями. Осталось выяснить цену вопроса. Не ту цену, которую платят бумажными листочками, с нарисованными на них красивыми и не очень картинками. А совсем другую цену. Оно же понятно, что для того, чтобы построить что-то на пустом месте, надо будет что-то у кого-то отобрать. Ньютон вроде еще это доказал. Или Ломоносов? Все, сознание меркнет, но завтра надо еще хорошенько пораскинуть серым веществом.
— Ну что, дети, кажется, нам помогут! — торжествующе шептала Жанна в спальне сидящему на краешке постели мужу. — Артемка вовремя свой концерт устроил. Они теперь и сами больше нас хотят на другую квартиру съехать.
— Жанн, но ведь от того, что они съедут, Артемка лучше вести себя не станет, — с сомнением проговорил Евгений. — Они ж его так загубят.
— А с тобой не загубят! — язвительно прошипела Жанна. — Педагог, блин, нашелся. От тебя в воспитании детей толку — как от козла молока!
— Понимаю я все, — ссутулился Женя. — Только… Как-то погано это все. За счет отца все пытаемся сделать.
— А за счет кого еще делать? Или ты можешь где-то еще столько денег добыть? Чистоплюй чертов! С покупателем говорил?
— Да, говорил сегодня. Он хочет сам все посмотреть, — поморщился, как от зубной боли, Евгений. — Адрес я ему сказал. Он точно еще не знает, когда поедет. Может, и после праздников. Все равно в рождественские каникулы ничего не произойдет.
— Лишь бы твой старикан все не испортил, — недовольно проворчала Жанна.
Евгений сглотнул комок в горле и ничего не ответил. Нашарил в кармане висящих на стуле брюк пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и затянулся.
— Ты что, охренел, молодой человек? — обалдела Жанна. — А ну пошел на кухню!
Женя послушно ушел, но проторчал на кухне не пять минут, как думала быстро и с удовольствием заснувшая Жанна, а больше часа. За это время он извел полпачки сигарет. И думы его были одна тяжелее другой.
10
Славику Полухину было тошно. Просто невообразимо тошно. Метеочувствительным Славик сроду не был, и на пониженное давление и повышенную влажность хандру его списать было невозможно. Хотя именно в такие дни начинала давать о себе знать его голова — болела, тварь, хоть отрезай. Но к этой боли он был уже привычный, не первый год, чай, мигренями страдал.
Был Славик достаточно известным в прошлом спортсменом. Вторую ступеньку пьедестала считал для себя личным позором. Причем не на каких-то районных соревнованиях — чемпионаты Европы выигрывал. В свои тридцать шесть и за Россию бился, и даже за канувший в лету СССР успел повыступать.
В секцию классической, или, как позже стали говорить, греко-римской борьбы, его привела мать. За ухо привела, когда мрачные перспективы его будущего в лице участкового и инспектора по делам несовершеннолетних с завидной регулярностью стали появляться на пороге квартиры уборщицы, воспитывавшей своего охломона в одиночку. Это было самое удачное ее решение в жизни. Растрачивавший свои недюжинные силы впустую, подросток получил перед собой цель и попер к ней с настойчивостью магнита, тянущегося к железу.