Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Я родилась в год овцы, – сказала, улыбаясь, Пинъэр.
– Ежели малой овцы, – начала гадалка, – то вам двадцать семь лет. Родились вы, стало быть, в год синь-вэй [11]. А в каком месяце?
– В первой луне пятнадцатого дня, в полуденный час седьмой стражи под знаком земной ветви «у», – ответила Пинъэр.
Гадалка крутанула черепаху, которая, тяжело повернувшись, застыла над палатою судьбы. Подняла карту. На ней были изображены две женщины и три чиновника. Один – в красном, другой – в зеленом, а третий в черном. На руках у него был ребенок. Кладовую с золотом, серебром и драгоценностями охранял рыжеволосый демон [12]с черным лицом и оскаленными зубами.
– Вы, сударыня, являете комбинацию соседних знаков гэн-у и синь-вэй, – начала гадалка. – А это – земля при дороге. Всю жизнь вам сопутствуют процветание, знатность и богатство. Вам неведомы ни голод, ни холод. Все ваши мужья были людьми знатными. Вы человеколюбивы и исполнены чувства долга. Несметны ваши богатства. Когда их у вас тратят или забирают, вы радуетесь; когда ж от них отказываются, вы, напротив, гневаетесь. Вы страдаете от распрей тех, кто с вами рядом. Они платят вам злом на добро. Как говорится:
Дружбу забыл – на любое способен, Друга былого сгубить будет рад. Лучше мне тигр, хоть свиреп он и злобен, Бывший мой друг стал страшней во сто крат!Простите меня, сударыня. Вы напоминаете кусок алого шелка. Всем бы хорош, да укорочен. Вы должны сдерживаться в проявлении чувств и особенно остерегаться, как бы не навредили вашему ребенку.
– Он уже причислен к даосскому монастырю, – пояснила Пинъэр.
– Это хорошо! – проговорила гадалка и продолжала: – Еще об одном хочу вас предупредить: в этом году судьба ваша попадет в сферу Звезды Кету [13], а это значит, что вам угрожает кровопролитие. Будьте особо осторожны в седьмой и восьмой луне, чтобы не привелось услышать плач.
Пинъэр достала из рукава слиток в пять фэней серебра, Юэнян с Юйлоу протянули гадалке по пятьдесят медяков каждая.
Только они отпустили гадалку, показались Цзиньлянь и дочь Симэня.
– Мы вас сзади искали, – говорила, смеясь, Цзиньлянь, – а вы вот где, оказывается.
– Мы мать наставницу провожали, – объяснила Юэнян. – А сейчас гадали на черепахе и символах-гуа. Приди вы немножко пораньше, и вам погадали бы.
– Мне гадать нечего, – покачала головой Цзиньлянь. – Говорят, угадывают судьбу, а не поступки. Мне в прошлый раз даос гадал. Скорый конец предсказал. К чему это нужно! Такое наговорят, что потом думать будешь. На улице умру, пусть на улице и похоронят, на дороге помру, пусть на дороге и закопают, а в сточную яму упаду, она мне гробом будет.
Они пошли в дальние покои.
Да,
В событьях жизни люди не вольны – Судьбой событья определены. Тому свидетельством стихи: Гань Ло возвышен рано был [14], Цзы-я же начал службу дряхлым [15], Как мало Янь Хуэй прожил [16], Пэн-цзу стал старожилом знатным [17]. Кто был беднее, чем Фань Дань [18]? Ши Чуна был ли кто богаче? И так для каждого судьба Свои пределы обозначит.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
Над рекой свирепствует ветер,
поднимает бурные волны.
Путник к берегу челн причалит
и в тоске ожиданья дремлет…
Барабан верховного будит,
что на станции спит почтовой.
Крик гусей печальный он слышит,
раздающийся под облаками…
А тому, кто в лодке, – лишь снится
озерко, зеленая травка.
Челн вечерним поднят приливом,
он стихии водной покорен.
Рассуди, кто путнику станет
на воде попутчиком, другом?
Одинокая в темном небе
неподвижно луна застыла.
В этих стихах говорится о том, что к северу от пограничных застав в обычае верховая езда, а на юг от Янцзы не обойтись без парусов иль весел. Поэтому правдоподобно, когда южанин садится в лодку, а северянин вскакивает на коня.
Так вот. Жил-был в Гуанлине, южном городе в области Янчжоу [1], именитый горожанин Мяо. Звали его Мяо Тяньсю, был он знатоком древней поэзии и этикета. Богатствами владел несметными. Ему стукнуло сорок, а наследника у него все не было. Росла единственная дочка, и та пока непросватанная. Страдавшая застарелым недугом жена его, урожденная Ли, не поднималась с постели, и все хозяйство вела наложница, которую звали Дяо Седьмая. Надобно сказать, что в Янчжоу тогда была огромная пристань, славившаяся певичками и ночными искусницами. Вот там-то Тяньсю и купил себе за триста лянов Дяо Седьмую, ввел в дом побочной женой и любил безмерно.
Однажды к воротам его дома подошел старый буддийский монах и стал просить подаяния. По его словам, в расположенном в Восточной столице монастыре Воздаяния за милость, где он подвизается, не хватает одного бронзового с позолотой изваяния архата [2], потому он и пустился в дальнее странствие в надежде, что добрые люди не откажут в пожертвовании.
Тяньсю не поскупился и выложил целых пятьдесят лянов серебром.
– Этого слишком много, – говорил монах. – На изготовление статуи хватит и половины.
– Примите мой скромный дар, отец наставник, – сказал монаху богач. – А что останется, пусть пойдет на молебен и жертвы.
Монах поклоном поблагодарил добродетеля, а перед уходом сказал:
– Под левым глазом у вас, милостивый государь, виднеется белая черта – знак смерти. Напасть великая грозит вам еще до истечения нынешнего года. Вы были так щедры, сударь, а посему я обязан вас предупредить. Какие бы важные дела ни ждали вас, ни в коем случае не покидайте родных мест. Остерегайтесь, ох как остерегайтесь!
Сказав это, монах простился с Тяньсю и удалился.
Не прошло и полмесяца, прогуливался Тяньсю у себя в саду и видит: его слуга Мяо Цин, разбитной, надо сказать, малый, стоит с Дяо Седьмой и что-то ей шепчет. Тяньсю появился так неожиданно, что Мяо Цин не успел и спрятаться. Хозяин, ни слова не говоря, избил его и пригрозил выгнать из дома. Перепугался Мяо Цин. Стал упрашивать родных и соседей, чтобы уговорили хозяина. Слуга был, наконец, прощен, но злобу на хозяина затаил великую.
А был у Тяньсю двоюродный брат Хуан Мэй, тоже уроженец Янчжоу, цзюйжэнь [3], служивший судьей в столичном округе Кайфэне. Широких познаний и большой учености человек. Так вот, прибывает от него вскоре после этого случая посыльный с письмом для Мяо Тяньсю, а в письме приглашение приехать потолковать. Сильно обрадовался приглашению богач и, обратившись к жене и наложнице, повел такой разговор: