Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Где хозяин? – спросила Цзиньлянь.
Сяоюй жестом указала в глубь сада. Цзиньлянь поняла, в чем дело, и направилась прямо к горке. У садовой калитки ей повстречалась Юйсяо, и, подумав, что именно с ней спутался Симэнь, Цзиньлянь решительно шагнула в сад.
– Не входите, – преградила ей путь испуганная Юйсяо. – Там хозяин…
– Испугалась я твоего хозяина, сучье твое отродье! – заругалась Цзиньлянь и, очутившись в саду, начала обыскивать каждый уголок. Когда она приблизилась к гроту Весны под горкой, любовники только-только кончили сраженье. Заслышав шаги, Хуэйлянь торопливо поправила платье и выбежала наружу.
– Что ты тут делаешь, вонючка проклятая? – спросила Цзиньлянь.
– Хуатуна искала, – отозвалась Хуэйлянь, густо краснея, и бросилась прочь.
Цзиньлянь вбежала в грот. Симэнь одевался.
– Бесстыдник! – ругалась Цзиньлянь. – Вот ты как себя ведешь со служанками! И это средь бела дня! Так бы уши и отодрала шлюхе, да та сбежала. Значит, она тебя искала. Ты, выходит, и есть Хуатун? Когда с ней спутался? Правду говори! А то Старшая придет, все расскажу. Не будь я Цзиньлянь, если морду ей не набью. Будет у меня ходить, как свинья, заплывшая. Чай, думал, пока мы шашками заняты, я со своей мишенью поиграю? Да только от глаз матери не скроются твои проделки!
– Да потише ты, негодница, – засмеялся Симэнь. – Раскричалась, хочешь, чтобы все слыхали? Первый раз с ней встретился. Сущую правду говорю.
– Первый или второй, – не унималась Цзиньлянь, – не верю я ни единому твоему слову. Если уж тебя эта шлюха, рабское отродье, прельстила, вдвоем-то вы тут набаламутите. Смотри, брюхатой не сделай. Тогда на себя пеняй, узнаю, вам обоим покажу.
Симэнь, смеясь, вышел из грота. В дальних покоях Цзиньлянь услышала разговор служанок.
– Слыхала, – говорила одна, – едва хозяин воротился, наказал Юйсяо кусок голубого атласа в платок завернуть. В передние покои понесла, а кому, не знаю.
Цзиньлянь сразу поняла, кому хозяин подарил атлас, но ничего не сказала Юйлоу.
Сун Хуэйлянь теперь целыми днями не отходила от Цзиньлянь: то готовила отвар, то шила туфельки, а то подсаживалась к ней, чтобы помочь обыграть в шашки Пинъэр. Симэнь Цин, как и раньше, не упускал случая развлечься с Хуэйлянь, дарил ей потихоньку одежды и платки, головные украшения и ароматный чай. Серебро она теперь считала лянами, покупала искусственные цветы, помаду и пудру. Мало-помалу стала совсем непохожей на прежнюю Хуэйлянь, и это бросалось всем в глаза.
– Хуэйлянь хорошо готовит, – как-то сказал хозяйке Симэнь и велел ей больше не ходить на общую кухню.
Хуэйлянь стала служить в маленькой кухоньке Юэнян, готовила ей закуски и заваривала чай, а также вышивала, но говорить об этом подробно нет надобности.
Послушай, дорогой читатель! Никогда хозяин не должен заводить шашни со служанками или женами слуг, потому что рано или поздно это нарушит положение старшего и младшего, приведет к обману и изменам, и не справиться тогда с упадком нравов.
О том же свидетельствуют стихи:
Распутник Симэнь Цин достоинство утратил, Ничто ему теперь вражда соперниц-жен. Супругу Юэнян жестоко бросил он, С женой слуги предался подлой страсти.Однажды, было это восьмого числа в двенадцатой луне, Симэнь встал рано. Он уговорился с Ин Боцзюэ пойти на похороны помощника областного правителя Шана и велел слугам вывести двух лошадей. В большой зале, окруженный жаровнями, сидел он в ожидании своего друга, но тот все не появлялся. Прибыл Ли Мин, и тогда наряженные Чуньмэй, Юйсяо, Ланьсян и Инчунь запели и заиграли, внимая учителю. К Симэню подсел Чэнь Цзинцзи, и между ними завязался разговор. Не успели спеть третью песню о цветущей сливе-мэй, как показался Ин Боцзюэ, сопровождаемый Ин Бао, который нес под мышкой свернутый ковер. Певицы собрались уходить, но их удержал Симэнь.
– Чего это вы прячетесь? – спросил он. – Ведь это дядя Ин! А ну-ка, поклонитесь ему, как полагается.
Хозяин и гость обменялись приветствиями и сели. Симэнь велел служанкам отвесить Ину низкий поклон, что они и сделали. Ин Боцзюэ поспешно встал и начал расхваливать служанок:
– Тебе, брат, счастье подвалило, – обратился он к Симэню. – Гляди, какие у тебя красавицы выросли! Одна другой краше. Нежны, как молодой лучок. Вот прелесть! А дядя Ин второпях-то с собой ничего не взял, с пустыми руками явился. Ладно, помада за мной.
Певицы удалились. Появился Чэнь Цзинцзи и, отвесив поклон, сел рядом.
– Отчего это так поздно? – спросил Симэнь.
– Всего и не расскажешь, – начал Ин Боцзюэ. – Старшая дочь разболелась. Сегодня ей чуть получше. Жена так волновалась! Домой ее взял. Пусть немного развеется. Вот с ней и провозился. То Ин Бао за носилками послал, то надо было кое-что купить. Вот до сих пор и мотался.
– Заставил меня ждать, – упрекнул Симэнь. – Ну, давай поедим, а потом и пойдем.
Симэнь велел слуге сказать, чтобы подали завтрак. Ли Мин заметил Ин Боцзюэ и опустился на одно колено.
– Ли Мин! – воскликнул Боцзюэ. – Давненько тебя не видал!
– Меня господин Сюй с северной окраины зазвал, у него и пробыл несколько дней, – объяснил певец.
Тем временем слуги накрыли стол и принесли завтрак. Тут было четыре блюда солений и десять блюд зелени, а также четыре блюда горячих закусок: вареные ножки, жареные голубята, паровые блины с салатной горчицей и пельмени с куриной начинкой. В оправленных серебром чашках дымился рис, красовались блюда с кедровыми орехами и каштанами, плодовыми косточками, корицей и сахаром. Симэнь Цин завтракал в компании с Ин Боцзюэ и Чэнь Цзинцзи. Принесли маленькие серебряные чарки и наполнили их чжэцзянским вином. Каждый выпил по три чарки и кувшин был еще больше, чем наполовину полон, но Симэнь велел Хуатуну унести его вместе со столом.
– Отнеси во флигель и доешьте вместе с Ли Мином, – распорядился он и стал одеваться.
Они верхом отбыли на похороны помощника областного правителя Шана, а Ли Мин остался в западном флигеле доедать блюда. Между тем, после отъезда Симэня, Юйсяо, Ланьсян и остальные девушки еще поиграли немного на инструментах, потом начали дурачиться и забрели в восточный флигель к Симэнь Старшей.
Чуньмэй с ними не пошла. Она осталась с Ли Мином заняться игрою на лютне. Широкие рукава ниспадали ей на руки, и подвыпивший Ли Мин стал невольно пожимать их, припадая к певице.