Цветы тянутся к солнцу
Шрифт:
— Что я теперь маме скажу? — захныкала Галия.
— Так и скажи, что потеряла, — посоветовала Газиза. — А что же еще говорить? Или, знаешь, давай поищем. Ты, наверное, там потеряла, где мы в щель пролезали.
Девочки пошли обратно той же дорогой, внимательно глядя под ноги. В грязном снегу валялись обрывки бумаги, окурки, какие-то стеклышки, камушки. Сколько девочки ни смотрели, монетки нигде не было.
Вдруг Газиза остановилась. По другой стороне улицы шел огромный мужик с мешком, вроде тех, которые приезжают на хлебный базар. В шапке, надвинутой до самых бровей, с черной бородой, с шеей,
Вот он дошел до угла. Тут повстречался с забулакскими дружинниками. Те что-то спросили у мужика, пощупали его мешок. Потом все трое закурили, свернув самокрутки, и совсем было разошлись, но тут лавочник высунулся, как крот из норы, и, должно быть, узнал этого мужика.
Тут и Газиза узнала его. Это же дядя Исхак!
Что он тут делает, почему он в таком странном наряде? Об этом Газиза не подумала. Она об одном думала: лавочник выдаст дядю Исхака дружинникам и его заберут… Предупредить? Помешать? А как? Если бы у Галии были деньги, кинуться туда, в лавку, потребовать керосину, может быть, лавочник и не успел бы ничего сказать, да нет денег-то! Эта растеряха и тут все испортила. И бутылку унесла с собой…
А лавочник уже что-то успел сказать дружинникам. Парни бросили свои самокрутки, взяли винтовки наперевес и повели дядю Исхака. Все пропало. Когда они проходили мимо, дядя Исхак узнал Газизу и улыбнулся. А лавочник, сложив руки на толстом животе, глядел им вслед…
И тут только подбежала Галия.
— Нашла, нашла! — радостно кричала она, показывая лежащую на ладони монету. — Вон там лежала!
— А тут дядю Исхака увели дружинники… — грустно сказала Газиза вместо ответа.
— Как увели?
— А вот так и увели. В штаб, наверное.
— Да что ты?
— А что я? Нужно тете Тагире поскорее сказать. Пошли.
— А керосин?
Но Газиза уже не слышала. Она бежала к мосту и даже не оглянулась на подружку, растерянно стоявшую с бутылкой из-под керосина в руке.
Тагира кончила проверять тетради и стала готовиться к завтрашнему уроку.
Читать, писать… Ну тут и готовиться нечего. Вот только с бумагой туго. Вчера привезли немного из конторы завода. Тагира принесла ее домой. Вон она лежит. Лучше, чем ничего, но на всех все равно не хватит. Хорошо еще, что у маленьких есть грифельные доски… А вот что рассказать ребятам? Можно, конечно, почитать стихи Тукая или Пушкина, но ребята непременно попросят рассказать что-нибудь.
Кажется, все, что знала, она уже рассказала ребятам. Про Петроград, про то, как заводские ребята помогали взрослым во время стачек. И о том, что Ленин жил здесь, в Казани, учился в здании с белыми колоннами на Воскресенской улице, в университете, — тоже рассказала. Ребята тогда слушали очень хорошо, а потом посыпались вопросы:
— А что, Ленин еще приедет к нам в Казань? А Казань много больше Петрограда? А нас пустят в университет посмотреть?
— Не только пустят, а и учиться там будете. Вот подрастете, закончите эту школу, потом другую, потруднее, а потом и студентами станете.
— А в университете на учителя могут выучить?
— Конечно,
— Тетя Тагира, а кто такой инженер?
— Это главный на фабрике, человек, который все машины знает.
— А-а, знаю. Это мастер.
— Нет, главнее мастера…
Теперь так не поговоришь. Саиджан все расскажет отцу, начнутся угрозы. И так вчера вызывали ее в приходский совет и сказали: «Учи детей писать, читать и считать. А остальному жена муллы научит. А не хочешь, найдем на твое место другую».
Пока Тагира вспоминала все это, пока думала, что завтра рассказать ребятам, вбежала расстроенная, побледневшая Газиза.
— Тетя Тагира, — с порога сказала девочка, — дядю Исхака дружинники увели в штаб. Его лавочник выдал!
— Ты сама видела?
— Сама!
Тагира побледнела и задумалась.
«Как же так, — подумала она. — Исхак такой опытный работник, такой осторожный. А он сегодня должен был принести листовки. Эти листовки она хотела дать ребятам, чтобы они потихоньку раздали их жителям Забулачья. Затем и пригласила ребят. А теперь… Если поймали Исхака с листовками — значит, погиб он. И об оружии, спрятанном в мечети, нужно было сказать ему. Нужно что-то предпринять. Нужно как-то сообщить товарищам. Но как? Самой пойти — задержат на мосту. Послать Газизу? А может ли она подвергать девочку такой опасности?..»
Тагира, расстроенная, ходила из угла в угол по комнате, не зная, на что решиться. В это время кто-то осторожно постучал в дверь.
— Открой-ка дверь, Газиза, это наверное, Гапсаттар пришел, — сказала Тагира.
Газиза подошла к двери, откинула крючок и радостно вскрикнула, увидев вошедшего:
— Ой, дядя Исхак, откуда ты?
— С улицы, откуда же! — сказал дядя Исхак с улыбкой и, чуть пригнувшись, прошел в комнату.
Направляя Исхака в опасное путешествие за Булак, в городском Совете ему сказали:
— Район этот ты хорошо знаешь и людей там знаешь. Бери листовки и отправляйся. Оденься деревенским мужиком. Это лучшая маскировка сейчас.
Исхак так и сделал. Мост ему удалось пройти благополучно. С дружинниками, встретившими его у заставы, он сразу завел разговор. Парни с зелеными повязками на рукавах посмотрели на его документы, пощупали пустой мешок, посмотрели на самого Исхака и не нашли в нем ничего подозрительного. Мужик и мужик, мало ли таких в те дни приезжало в город?
— Только напрасно ты, дядя, ехал, — сказал один дружинник. — Времена неспокойные. И дело не сделаешь, и в беду, того и гляди, попадешь.
— Я бы и рад не ехать, да брюхо заставляет, ребята, — сказал Исхак.
— Вот то-то и дело, что брюхо, — согласился другой дружинник. — Кабы не брюхо, и я бы на печке лежал, а вот хожу да винтовкой махаю.
— Ладно, дядя, если найдется табачок, давай закурим, да и ступай своей дорогой, — сказал первый.
Они закурили и собрались уже расходиться, но тут из своей норы вылез лавочник.
— Здорово, Исхак! — воскликнул он. — Ты что это так вырядился? Думал небось, что тебя никто не узнает? Повезло вам, ребята. Настоящего большевика поймали. С той стороны. Пришел тут воду мутить. Держите его покрепче да ведите в штаб.