Цыц!
Шрифт:
— То что? — испуганно спросила Надежда Митрофановна.
— То я приму меры. Нельзя позволять девчонке ломать жизнь взрослым людям. Ничего, привыкнет…
— Артем Васильевич, знаете, мне кажется… если вы сейчас предупредите Нику, будет хуже… Она заранее возненавидит вашу… невесту. Лучше вы познакомьте их как-то невзначай… ну там, в театре или еще где… Вы пойдите туда с Никой, а ваша знакомая как будто случайно там окажется.
— Господи, какой я идиот, Надежда Митрофановна! — хлопнул себя по лбу Артем. Так и вправду в сто раз лучше.
— На выставку кошек! Она уж говорила, что хочет. Вы ей сами предложите, выставка в конце недели будет. Время терпит?
— Да. Разумеется, — безумно обрадовался он. — Спасибо, спасибо вам огромное, вы мудрая женщина.
— Папа, смотри, какой я колтун выстригла! — выбежала из-за дома Вероника.
— Ничего себе колтунище! Но ты наверное редко его чешешь, вот он и свалялся, — целуя дочь, попенял он ей.
— Ничего подобного! Я каждый день чешу, а он все равно умудряется! Пап, я чего хотела спросить… В субботу в Москве будет выставка кошек, можно мы поедем туда с Надеждой Митрофановной, я там у специалистов спрошу, как быть с колтунами. Я смотрела в Интернете, но это не то, что поговорить со специалистом.
— Почему же нет, пожалуйста.
— Ох нет, Никочка, я в субботу не смогу, мне к сестре надо, давно обещала.
— Да? Тогда я сам с тобой поеду! Никогда не был на выставке кошек! А потом пообедаем в ресторане.
— В «Мак-Доналдсе»!
— Ужас! А в другом нельзя?
— Нельзя!
— Ладно, так и быть!
— Вот здорово, папа! У тебя что ли суббота свободная?
— Вообще-то нет, но Надежда Митрофановна попросила отпустить ее к сестре. И я освободился.
— Ура!
Он провел с дочерью два часа и уехал, чрезвычайно довольный, во-первых, тем, что рядом с дочкой добрая и мудрая женщина, а во-вторых, ему казалось, что теперь все получится.
Лиля надеялась, что в дороге ей опять удастся уснуть, но напрасно. И чего я так волнуюсь? Ну не придет он на вокзал и что? Моя жизнь кончится? Нет, разумеется. Она станет хуже? Неизвестно, может и наоборот. Я же его совсем не знаю. Он мне нравится? Очень. Но это не смертельно! Целуется он классно, и все-таки это еще ни о чем не говорит. Замуж я не стремлюсь, тем более у него дочь, и судя по всему, отнюдь не подарок. Тогда в чем дело? Да, лучше бы он не приехал на вокзал. Спокойнее.
Но едва поезд остановился, и на платформе грянула песня Газманова о Москве, она увидела его с огромным букетом крупных садовых ромашек. Как ему идут ромашки, мелькнуло у нее в голове.
— Лиля! — он выхватил у нее чемодан и сумку, поставил на перрон. Обнял ее: — Ну, здравствуй, родная моя!
— Привет, — пролепетала она.
— Я соскучился! Какая ты красивая… Самая красивая на свете!
— Это спорный вопрос, — засмеялась она. — Вон проводница считает, что по сравнению с мамой я так себе… миленькая.
— Она дура, ничего не понимает! Ты похожа на Бэмби… Нет, ты похожа… Ты ни на кого не похожа, — шептал он восторженно, совершенно позабыв, что они стоят на перроне.
— Артем, пусти! Кругом же люди…
— Ох, извини… Я с ума сошел от радости, когда тебя увидел. Ничего, что я купил ромашки? Ты не обиделась?
— На ромашки? — засмеялась она. — Обожаю ромашки.
— Я думал купить розы…
— Нет, ромашки лучше… Вот сядем в машину, я погадаю…
— Не надо! И так ясно — любит!
— А вдруг выйдет — плюнет или к черту пошлет?
— Не выйдет!
— А вдруг?
— Гадай, на худой конец выйдет: к сердцу прижмет!
Усевшись на сиденье, она первым делом вытащила из букета одну ромашку.
— Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, любит, не любит…
— Иди к черту! — воскликнул он, схватил ее в объятия, прижал, поцеловал и прошептал: — Люблю, люблю, люблю!
— Ты выезжать думаешь, козел? — Крикнул ему кто-то.
— В самом деле, поехали уже, Артем!
— Спасибо, хоть козлом не назвала, — засмеялся он, с трудом уняв дрожь.
— Все впереди!
— Лилька, я не только люблю тебя, я еще тебя и обожаю! С тобой так легко, так радостно…
— Артем, пристегнись, а то оштрафуют.
— Ох, да, забыл. Ненавижу эти дурацкие ремни.
— Я с некоторых пор ненавижу все, что ограничивает мою свободу!
— Смелое заявление, бунтарское! Слушай, а ты не голодная, может, поедем ужинать?
— Нет, у меня полная сумка всякой вкусной всячины. Надо ж это съесть!
— Здорово, — обрадовался он. — Значит, к тебе?
— Значит, ко мне.
Утром, когда Артем ушел, Лиля долго стояла у зеркала. Оно без обиняков говорило ей, что она на свете всех милее, всех румяней и белее. Как мне идет эта пушистая светлая прическа, эта розовая помада, а главное… Мне идет Артем! И я такая счастливая… Ее так распирало от счастья, что она вдруг пустилась в пляс по квартире, что-то напевая про себя. Когда-то она училась в балетном училище, потом ее оттуда отчислили за недостаток музыкальности, о чем она никогда не жалела. И теперь сама себе командовала: «Большой батман! Жете! Па-де-бурре»! И от души хохотала, потому что у нее ни черта не получалось! Потом вдруг опомнилась, что я творю, идиотка? Надо просто позвонить Милке. Она работает дома.
— Мил!
— О! Приехала? Как мама?
— Мама цветет, я приехала и жажду с тобой повидаться?
— Есть новости? У меня тоже! Через час в «Полосе»! Кофейку попьем!
Они одновременно подошли к кафе.
— Лилька, это ты? Тебя просто не узнать! Что ты с собой сделала? Выбилась в блондинки? Черт, тебе здорово идет, никогда бы не подумала… И глаза как-то по-другому накрашены… Мама постаралась?
— Конечно! Я бы никогда не решилась.
— А с глазами что? Тут не мамой пахнет… Или мама кого-то сосватала?