Цыганский барон
Шрифт:
— Что вам надо? — спросила Кэтрин по-французски, поняв, что перед ней крестьянин.
Мужчина был на две головы выше ее, сутул и очень худ. Лицо его, все изрытое оспой, было плоским и невыразительным.
— Мы пришли помочь вам, мадемуазель. В деревне знают, что вас держат пленницей цыгане, Мы пришли вас спасти.
Из-за деревьев вышел другой мужчина, Этот, наоборот, был слишком толст, Поверх домотканой рубахи на нем была кожаная безрукавка. Широкополая коричневая шляпа до половины закрывала лицо с отвислыми щеками и мясистым подбородком.
— Пойдемте, мадемуазель. Нам надо спешить, — сказал он, и крестьяне, с двух сторон подхватив Кэтрин пол руки, потащили ее за собой.
Что делать? Кэтрин переводила взгляд с одного мужчины на другого, лихорадочно соображая, можно ли им доверять. Вид у крестьян был неприятный: неряшливые, вонючие, они внушали куда меньше доверия, чем Доминик. И как-то нехорошо они на нее смотрели: во взглядах читалась скорее похоть, чем желание помочь.
Кэтрин вырвалась.
— Вас ввели в заблуждение, — сказала она. — Я здесь по собственному желанию. Мне не нужна ваша помощь.
Но толстяк грубо схватил ее и потащил за собой.
— Пойдем, пойдем, красотка. С нами ты будешь в безопасности.
Кэтрин испугалась по-настоящему.
— Пустите, — закричала она, упираясь ногами в землю, — я не хочу с вами!
— Придется пойти, англичаночка, — захихикал худой. — Поделись с нами тем, что ты давала этим грязным цыганам.
Кэтрин закричала изо всех сил, но толстый ударил ее по губам и, прижав к себе, закрыл ладонью рот. Кэтрин затошнило от мерзкого запаха. Рванувшись изо всех сил, она побежала, споткнулась, вскочила и помчалась вновь.
— Доминик! — кричала она. — Кто-нибудь, помогите!
Толстый нагнал ее, зажал рот, заломил ей руку за спину и потащил в лес.
— Думаешь, ее могут хватиться? — спросил у товарища худой, тревожно оглядываясь в сторону табора.
— Не из-за чего беспокоиться, Генри. Они слишком заняты, чтобы волноваться из-за какой-то англичанишки.
Оба рассмеялись.
Кэтрин брыкалась, выворачивалась, но силы были слишком неравны. Ее тащили все дальше в лес. Толстяк выкрутил ей руку так, что от боли перед глазами у нее поплыли круги.
Француз швырнул ее на землю, навалился на нее. Кэтрин задыхалась от вони и боли. Словно издалека она услышала треск разрываемой ткани — француз сорвал с нее блузку. Потом мясистые потные пальцы схватили тело, начали мять и давить ее. Едва насильник убрал руку с ее рта, Кэтрин закричала, но он тут же зажал ей рот своими горячими слюнявыми губами.
Тошнота подступила к горлу. Еще немного, и она не вынесет, умрет от стыда и отвращения.
Собрав последние силы, Кэтрин ударила толстяка ногой в пах. Мужчина взвыл, приподнял голову и замахнулся, чтобы ударить ее. И Кэтрин закричала. Так она не кричала никогда в жизни. Рука француза зависла в воздухе. Открыв глаза, Кэтрин увидела своего спасителя. Доминик крепко держал толстяка за руку.
— Дьявол, — прошипел француз и обернулся. В ту же секунду мощный кулак Доминика угодил французу в челюсть, и толстяк повалился навзничь. Кэтрин стянула полы разорванной блузы, с трудом отползла в сторону.
— Анри! — закричал толстый, вращая глазами.
— Твой дружок прилег отдохнуть, — едко заметил Доминик, взглянув на худого, распластавшегося неподалеку.
Кровоподтек на щеке и разбитые в кровь губы выдавали истинную причину «отдыха» тощего француза.
— Убью! — заревел здоровяк.
Опустив голову, он, как бык, пошел на Доминика, но тот увернулся и ударил крестьянина под дых. Француз зарычал от боли и ярости и бросился на Доминика. На этот раз удар крестьянина настиг цели: Доминик согнулся и едва не упал, но, быстро отступив, успел опередить француза, ударив его кулаком в челюсть. Пока француз приходил в себя, цыган нанес ему еще два удара в лицо. Крестьянин упал.
Кровь текла у него из носу, глаз почернел и начал заплывать. Но великан не хотел сдаваться и опять кинулся к Доминику. Тот сбил француза с ног. Незадачливый похититель лежал лицом в грязи, а Доминик глядел на поверженного противника со смешанным чувством гнева и отвращения.
Кэтрин, потрясенная, смотрела на своего спасителя. Он взглянул на нее, и столько страха за нее было в этом взгляде. Кэтрин бросилась к нему. Доминик гладил ее по волосам, прижимая к себе.
— Доминик, — шептала она, глядя на него так, будто он вытащил ее из самой преисподней, — я не думала, что ты меня услышишь.
Доминик поцеловал ее в лоб и шепотом спросил:
— Они ничего с тобой не сделали?
— Нет, — шепнула она в ответ. — Слава Богу, ты пришел вовремя.
В горле запершило, на глаза навернулись слезы, голос сорвался.
— Я нашел коня. Я как раз вел его в табор, когда услышал, как ты кричишь.
Картина происходившего встала перед его глазами: девушка, мечущаяся под толстым боровом, разорванная блуза, ее молочно-белая грудь в грязных лапах француза.
Кэтрин дрожала. Доминик приподнял ее подбородок и увидел, что она плачет. Впервые он видел ее слезы. У него сжалось сердце.
— Ладно, ладно, — заговорил он успокаивающе, — все хорошо. Я с тобой. Никто тебя не обидит — никто, пока я жив. — Доминик сам удивился тому, насколько искренними были его слова.
Кэтрин только сильнее прижалась к нему.
— Почему так? Я не сделала никому ничего плохого. Почему меня так? За что? Я ничего не сделала. Меня все любили. А сейчас… — Кэтрин всхлипнула. — Я больше не могу! Больше не могу…
Доминик покачивал ее, как маленького ребенка, гладил шелковистые пряди.
— Страх — постоянный спутник цыган, — сказал он чуть хрипловатым от волнения голосом. — Они никогда не чувствуют себя в безопасности, где бы ни находились. — Он провел пальцем по ее щеке, отер слезы. — Но ты скоро вернешься домой, в Англию, туда, где тебе хорошо.