Цыпленок Лисы Патрикеевны
Шрифт:
Глава восьмая
Альберт Кузьмич выскочил из-под стола и одним прыжком оказался около собачки. Надя медленно пошла вперед. Псинка перестала есть, вжалась в пол и замерла. Британец приблизился к бедняжке, обнюхал ее, громко запел, потерся головой о спину нового члена семьи, потом громко произнес:
– Мяу!
Мози и Роки подбежали к миске. Первый засунул в нее мордочку и тут же получил от кота оплеуху. Роки, который определенно собирался отпихнуть брата от вкусной еды, замер на месте. Но резкая смена поведения не уберегла и его от подзатыльника. Альберт
– Мяу, – повторил Альберт Кузьмич.
На сей раз речь его звучала ласково. Собачка осторожно приподняла голову. Кот легонечко постучал лапкой по ее макушке и пропел:
– Мр-рпр-р!
Найденыш вернулся к миске и продолжил трапезу. Британец сел около него и воткнул взгляд в бульдожек. Те опустили головы.
Если озвучить эту сцену, то сейчас мы стали свидетелями интересной беседы. Сначала Альберт Кузьмич сообщил кабачкам, что отнимать еду у голодного ребенка – отвратительная забава. Потом он обратился к испуганному щенку:
– Ешь, дорогая, никому не дам тебя в обиду. – И вновь сообщил бульдожкам: – Кто ее тронет, будет иметь дело со мной. Поняли, парни?
– А мы что? Мы ничего, – ответили братья-разбойники, – нам она тоже нравится, давно хотели завести сестру. И вообще, ты нас не так понял. Собирались попробовать малую толику паштета, дабы убедиться, что он свежий.
Рина и Надя одновременно выдохнули.
Собачка опустошила миску и подошла к Альберту. Кот лег на пол, и малышка устроилась около него.
– Надо позвать Людмилу Юрьевну, – спохватилась Ирина Леонидовна, – пусть посмотрит на девочку.
– Она придет через полчаса, – ответила Надя. – Я сразу написала доктору. Как назовем дочь полка?
– Надо подумать, – отозвался Иван Никифорович.
Рина села в кресло и ахнула:
– Никита, ты что ешь?
– Паштетик, – ответил родственник. – Очень вкусный. Прямо такой, как я люблю. Жаль, банка оказалась неполной. У вас такой еще есть?
Иван посмотрел на емкость и кашлянул. Ирина Леонидовна заморгала, Надежда Михайловна захихикала, а я изумилась.
– Вы слопали собачьи консервы?!
– Собачатина? Хм! Ранее никогда ее не пробовал, – отметил родственник Рины. – Однако у народов Востока губа не дура. Говорят, они там все псов едят. Вкусно очень!
Меня охватили разом два плохо сочетаемых желания: расхохотаться во все горло и треснуть обжору чем-нибудь потяжелее. Чтобы не осуществить ни то, ни другое, я живо выбежала в холл.
За спиной послышались шаги, раздался голос мужа:
– В далеком прошлом, когда никто в СССР не подозревал, что для животных делают консервы и разные лакомства, я, маленький Ваня, съел у нашего пса Дика из миски гречневую кашу с мясом. Собакен впал в полнейшее негодование, начал выть, лаять. Прибежала мама. Она оттянула меня от вкусной еды и с чувством сказала: «Если станешь отнимать у Дика завтрак, то у тебя скоро вырастет хвост, а тело покроется шерстью».
– Никита! – послышался из столовой голос Рины. – Дорогой мой! Собакам – собачье. Человекам – человечье. Если начнешь употреблять харчи для животных, обрастешь шерстью и обзаведешься хвостом!
– О! – прошептал супруг. – Вот он, сильный, прямо убивающий аргумент.
– Тетя, – засмеялся родственник, – я не дурачок, чтобы поверить в свое превращение в собаку. Паштет очень мне понравился, а твоя запеканка несъедобна.
– Не сработал убивающий аргумент, – хихикнула я.
– Моя запеканка несъедобна? – расстроенно переспросила Рина. – Но все ее хвалят!
– Нельзя быть такой наивной, – укорил Ирину Леонидовну обжора. – Кто это «все»? Назови имена.
– Ваня, Танюша, Надя, – начала перечислять моя свекровь, – еще подруги…
– Ясно, – перебил женщину толстяк. – Все, кого ты упомянула, – члены семьи и близкие к ней люди. Они врут тебе, стесняются сказать: «Ну и дрянь ты сготовила». А я честный человек, никогда не лукавлю! Вот, слушай цитату из великой книги. Автор – Саид Иванович Батерфляй-Розенкранц.
Я удивилась. Батерфляй? Ранее толстяк упоминал только фамилию Розенкранц.
– «Ешь все, на что упадет глаз твой, – загундосил Попов. – Нет вредной еды, есть гадкие языки и черная зависть. Любая диета – смерть. Тело само знает, что и сколько ему надо». Вот так говорил великий ворон Гу-Ку!
Я снова удивилась. Ворон Гу-Ку? А куда подевался Великий дракон, имя которого выветрилось из моей памяти?
Рина ничего не ответила, а меня с запозданием охватило негодование. Честный человек? Да Никита просто хам, который сейчас обидел Ирину Леонидовну. И кто ему разрешил выступать от лица всех? Я с большим аппетитом ем запеканку! Хорошо, что Иван Никифорович уже успел уйти в спальню и не слышал разговор. В противном случае Никита мог оказаться на улице прямо в том, в чем есть – в старом тренировочном костюме и тапках.
Иван Никифорович безукоризненно владеет собой, он даже бровью не поведет, если кто-то нахамит ему лично. Но однажды некая тетенька решила вылить ушат помоев на меня. Иван Никифорович, сохраняя спокойно-вежливое выражение лица, вмиг вытолкнул бабу из своего кабинета и велел помощнику:
– Выгони ее вон и вели ресепшену никогда больше данную особу сюда не впускать.
Секретарь убежал, но вскоре вернулся.
– Она забыла сумку.
Мой супруг молча взял ридикюль, вышвырнул его в окно и не дрогнувшим голосом произнес:
– Скажи ей, что ее кошелка уже на улице.
Из столовой вышла Надя.
– Слышала?
Я кивнула.
– Дерьмюк, – коротко охарактеризовала гостя Бровкина. – И подлюк.
Надежда – мастер изобретать новые слова, но вдохновение нападает на нее исключительно в моменты нервного возбуждения.
– Согласна, – снова кивнула я, – дерьмюк и подлюк.
У Бровкиной засверкали глаза.
– Отомщу ему!
– Накапаешь в еду обжоре слабительное? – предположила я.
– Детская забава, – отмахнулась Надя, – подумаешь, посидит полдня в сортире.