Цыплячьи шефы
Шрифт:
— Не мешай ребятам играть, Шура! — строго сказала она. — Оставь их в покое.
У Киры замерло сердце… Вдруг сейчас мама подойдёт к нему и при ребятах станет его целовать, как маленького!..
Но мама вовсе и не подошла к нему.
— А знаете, ребята, — вдруг весело заговорила она, — меня на днях один чудак уверял, будто дошкольники «воображать» не умеют! Вот чудак! — засмеялась она и повернула обратно.
— А
Кира, чтобы, скрыть от ребят свое вспыхнувшее лицо, старательно рассматривал пятна на стене.
— Это Анна Ивановна, наша медсестричка, она хорошая-хорошая, — сообщила ему высокая девочка.
— Это моя мама, — с гордостью сказал Кира.
— Да что ты?!
— А ты с ней и приехал?
— А про какого чудака она говорит? — забросали его вопросами ребята.
— Да, я с ней приехал… А почем я знаю, про какого она чудака говорит!.. Мало ли у неё знакомых!.. А тебя как зовут? — обратился он к высокой девочке. Очень она ему понравилась.
— Я Галя, — охотно отвечала девочка, — а вот это — Лилька, — показала она на Витину сестричку, — а вот это — Зина. А ты — Кира?
— Да… Ну, давайте искать на этой стене ещё зверей в наш зоосад!
И вот как-то так получилось само собой, что у Киры оказалась своя дружная компания дошколят. Толстый неуклюжий Витя всюду искал что на что похоже и не расставался с карандашом. Весёлая длинноногая Галя умела придумывать самые разные игры. Зина тоже была славная девочка, только немножко плакса: чуть что — реветь и ногами топать. Но Киру она слушалась и — главное — умела играть. И тесно вошла в компанию Витина сестрёнка Лиля, — вот уж кто умел «воображать»? Во время каждой игры вытаращит свои синие глаза, — и всё-всё, во что играют, для неё как будто всамделишное?
Верховодил компанией, конечно, Кира, — он же был школьник? Они всегда держались все вместе: и на прогулках с Марией Михайловной, и на купанье, и даже когда Мария Михайловна читала им вслух, они всегда садились рядышком.
А Шурка злился. Сначала он пробовал издеваться над Кирой:
— Эх, ты? С мелюзгой связался! Может, тебе сосочку купить? Или погремушку? Агу-агу, дитятко!
Кира пожимал плечами и спокойно отвечал:
— А мне с ними интереснее, чем с тобой. Ты же ничего не понимаешь? Тебе бы всё только как обыкновенное. Скучно мне с тобой.
Иногда вспоминал Кира про красную тетрадь — папин подарок, но… надо сознаться, очень редко. Днём было столько интересного, что было не до записей, а по вечерам он валился усталый в постель и сразу засыпал.
Больше всех дружил Кира с Галей. Они с полуслова понимали друг друга.
Однажды они вдвоём забрели в самый дальний угол участка. Там была широкая-широкая лужайка, а по самой середине лужайки огромный ивовый куст. Кира остановился, осмотрелся кругом.
— Видишь, Галя, — таинственно заговорил он, — это океан. А это на нём необитаемый остров. А мы с тобой потерпели кораблекрушение… Нас сюда прибило волнами. Давай на нем спасёмся!.. Видишь, берега какие крутые! Надо искать, где легче выбраться!
И Кира пополз на четвереньках вокруг куста. Галя, конечно, за ним.
Кира шепнул:
— Ты тише! Может быть, на этом острове дикари живут. Надо с ними по-хорошему, слышишь?
— А может быть, здесь дикие звери? — шёпотом отозвалась Галя.
— Конечно! И ядовитые змеи… А вот ущелье. Ползи за мной. Только тихо!
Заросли куста густые-густые. Кира выбрал, где они пореже, и пополз на животе. Галя за ним. А сердце у неё: тук-тук-тук…
Ивовые стебли — гибкие, легко раздвигаются. Ползут ребята друг за дружкой. И вдруг Кира тихонько ахнул. Галя так и замерла и рот ладонью зажала, чтоб не вскрикнуть. Очень страшно стало… А Кира шепчет:
— Ты смотри, что здесь делается!
Подползла Галя ближе, раздвинула стебли, и что же?! Оказывается, куст в серёдке — пустой! То есть, не пустой, а в серёдке вроде маленькой лужайки, а сбоку лежит поваленный толстый ивовый ствол, весь заросший ярко-зелёным мхом. Весь этот огромный куст, значит, и разросся вокруг поваленной когда-то ивы. А на том месте, откуда корневище дерева вывернулось, — небольшая ямка, и в ней вода. Точно маленький прудик! И в воде всякие водяные насекомые копошатся.
Кира сел на поваленный ствол и рукой рядом с собой показал, чтоб и Галя села. Ой, вот хорошо-то! Мягко, точно на диване сидят ребята!
Кира шепчет:
— Я ж тебе говорил, что это необитаемый остров!
А Галя:
— Дикарей как будто нет… совсем необитаемый. А вот как дикие звери…
И вдруг, точно в ответ, где-то за спиной ребят какой-то страшный звук, вроде: «К-рр… к-рр…»
Оба вздрогнули и разинули рты. Смотрят друг на друга. А сзади снова: «К-рр… к-рр…»
< image l:href="#"/>Кира быстро обернулся, наклонился, взглянул за ствол.
— Галка! Смотри-ка! — шепчет.
Галке хоть и жутко стало, а стыдно перед Кирой трусихой показаться. Сердце замирает, а тоже наклонилась назад, заглянула… И оба — уже громко — в один голос закричали:
— Топлёнка!
Прямо под поваленным стволом сидела курица! Жёлтенькая-желтенькая, как топлёное молоко. Сидит, крылья широко распластала, а когда ребята вскрикнули, закудахтала, вскочила — и в куст! Смотрят ребята, — а в обложенной мхом ямке, как в гнёздышке, лежат яички! Одно, два, три… целых восемь штук!
— Самоседка! — скатала Галя. — Я знаю, такая курица, которая потихоньку от людей яйца где-нибудь снесёт и сядет на них, называется самоседка.
— Тише ты, — прошептал Кира, — мы же её спугнули. Айда обратно, спрячемся и посмотрим.
Залезли обратно, в самую гущу куста, в такое место, откуда сквозь ивовые прутья гнездо видно, притаились и смотрят. Видят, Топлёнка осторожно вышла к прудику, огляделась. Вскочила на ствол, внимательно во все стороны посмотрела, потом соскочила снова на гнездо. Только не села на яйца, а стоит на ногах и клювом осторожно переворачивает яйца. А сама тихонько так: «К-рр… к-рр…».