Да поможет нам Босс
Шрифт:
– Ой, какое горе! Какое горе! – причитала женщина по-армянски, но подругам не было нужды знать этот язык, сейчас им было все понятно и так. – Как же ты рано умер! На кого ты меня оставил!
Когда женщина умолкала, в дело вступал хор подружек, которые тонкими голосами заводили не менее жалостливый припев. В общем, церемония шла своим чередом, невзирая на отсутствие самого покойника.
– Нам нужен достаточно хорошо знающий Эмина человек, – шепотом произнесла Мариша. – Как думаешь, кого из этой толпы взять?
Сюзанны, разумеется, в доме официальной супруги Эмина не наблюдалось. Но и едва ли девушка могла пригодиться подругам, так как вряд ли знала что-то о детях своего босса. Похоже, у Эмина с продавщицей был всего лишь легкий романчик. И сомнительно, чтобы он делился с девушкой сокровенным.
Рыдающая вдова могла быть в курсе. Все-таки жила бок о бок с Эмином, как поняли подруги, все последние десять лет. Но как к ней подобраться? Она была окружена плотным кольцом сочувствующих, прорваться сквозь которое подруги вряд ли смогли бы. Оставалось выбрать «языка» из числа скучающих вдоль стен и по углам граждан и гражданок.
– Вот та тетка мне кажется перспективной, – прошептала Юля. – Пока мы тут находимся, успела поговорить уже с четверыми.
– Местная сплетница! – оживилась Мариша и, бодро встряхнув своей гривой, двинулась наперерез облюбованной тетке.
Та как раз устремилась на кухню, чтобы сунуть любопытный нос во все кастрюли и проверить, правильно ли томится фасоль для поминальных трапез.
– А в доме Назара подобного столпотворения не было, – осуждающе заметила Юля, пока они с Маришей протискивались следом за облюбованной жертвой на кухню.
– Ну так он и жил уединенно. Помнишь, старик сосед его даже назвал нелюдимым. И потом, мы же не знаем, что сейчас творится в доме у Назара. Может быть, там тоже все плачут и говорят, как рано он ушел и каким прекрасным человеком был.
– Странно, что тут никто и словом не обмолвился, что Эмин сидел в тюрьме, – заметила Юля. – И не один раз.
– Видимо, он полностью завязал с криминальным прошлым. Потому об этом и не говорят.
Войти в контакт с болтливой теткой оказалось на диво легко. Стоило подругам немного потолкаться рядом с ней, как она сама заговорила с девушками:
– Какая жалость, что такой замечательный человек и так рано умер! – произнесла Юля.
– И так нелепо! – подхватила Мариша. – Укус осы! И здорового, полного сил мужчины уже нет.
– И не говорите! – кивнула головой женщина. – Просто злая шутка! Но у Эмина вся судьба такая злая!
Подруги немедленно выразили горячее желание послушать про злую судьбу покойного. И женщина, которая оказалась близкой родственницей Амалии, супруги Эмина, с радостью удовлетворила любопытство подруг. По ее версии оказалось, что свой первый срок Эмин получил ни за что ни про что. Выгораживая другого человека.
– Но почему он взял на себя чужую вину, вы меня не спрашивайте! – тут же предупредила женщина подруг. – Не скажу. И не потому, что не хочу. А просто не знаю я этого. И сам Эмин никогда и никому не говорил, почему он так поступил. Просто поверьте.
Подруги обещали. И женщина продолжила вдохновенно сплетничать, стоя прямо над кастрюлей, в которой закипали куриные печенки, которые по мере готовности обсушивали на салфетках, обмакивали в муку и жарили на огромной плоской сковороде до хрустящей корочки в расплавленном масле. И посыпая пряностями и зеленью кинзы и петрушки, подавали на стол в качестве легкой закуски.
В соседней кастрюле, куда тетка также сунула свой нос, варились гребешки. Их полагалось мелко стругать, заливать остро-соленым соусом, напоминающим по вкусу соевый, и также подавать в качестве закуски.
– Ну так вот, – с удовольствием продегустировав первую партию этих гребешков, продолжила говорливая тетка, – а после он из тюрьмы вышел, но все и даже его семья от него отвернулись. Вот какие люди жестокие бывают. Эмин тогда совсем молодой мальчик был. Озлобился. И решил, что раз родные к нему так отнеслись, то и будет он уголовником. Как они о нем и думают.
– И что?
– Что-что, – проворчала женщина, которой мешал говорить горячий гребешок. – Снова сел.
– Во второй раз?
– Ну да. А когда вышел, то поумнел. И понял, что себе только хуже делает, а не кому-то там. И за ум взялся.
– Не испортила его тюрьма, выходит? – спросила Мариша.
– Да как сказать, – прошепелявила тетка, которая в этот момент увлеклась уже новым блюдом: тушеные овощи – баклажаны, кабачки, ранний перец, репчатый лук и томаты, все рубилось крупными кубиками, складывалось в кастрюлю, заливалось кукурузным маслом и тушилось на маленьком огне с чесноком и пряностями. – Я ведь его в молодости не знала. Может быть, он и другим был. Тюрьма людей все равно меняет, хотят они того или нет. Только слабых она губит. А сильный еще сильней становится.
Эмин оказался из числа сильных. Несмотря на свою юность и наивность, он не пропал. А впитав в себя новые законы и порядки, по которым жили его новые соседи, сумел сохранить и частицу прежнего Эмина.
– В общем, когда он с Амалией познакомился, он уже за ум взялся. Торговлю открыл. Не знаю, на какие деньги, может быть, кто-то из прежних дружков и помог, только Амалия зорко за этим делом следила. Чтобы никаких прежних криминальных отщепенцев даже поблизости от их дома не показывалось.
– Так и следила?
– Не за ними следила, – вздохнула тетка. – Но получалось, что и за ними тоже.
– Как это?
– Ревновала она его – жуть!
– Эмина?
– Да, Эмина своего.
– А было к кому?
Женщина прикрыла кастрюлю с тушеными овощами крышкой. И, заговорщицки оглядевшись по сторонам, поманила подруг нагнуться поближе к ней.
– Еще как было! Эмин, упокой Господь его душу, тот еще ходок был по части женского пола. Еще хорошо, что Амалия и десятой части его похождений не знала. А то бы вообще с ума сошла. Но и того, что знала, достаточно было, чтобы покой и сон потерять.