Даг из клана Топоров
Шрифт:
Ко второму месяцу строительства Даг уже знал, как будет выглядеть дом, и смог бы сам построить такой же. Ну или почти такой же! Внутри Сверкер планировал одну длинную комнату, как в доме у старшего брата. Крышу над ней должны будут держать шестнадцать крепких столбов. А сбоку от главной залы перегородками отделили кухню, кладовую и спальню для хозяина с хозяйкой. Прочим домочадцам, как заведено, полагалось спать на шерстяных коврах вокруг очага. Сверкер купил двоих трелли, мужчину и женщину, из разорившихся ландбу. Они занялись коровником и дополнительной овчарней. В этом году на семейном
Однажды вечером, когда мужчины и мальчишки отдыхали после трудового дня, из Черного леса выкатились телеги херсира Свейна. Всего три телеги, зато с дугообразными распорками по бортам, укрытые грубыми полотнищами. Фургоны заехали в пределы внешнего вала и остановились. Свейн приказал не распрягать, он сказал, что рано утром пустится в путь.
Мужчины обнялись, Сверкер пригласил родственника осмотреть новый дом.
– Еду в Упсалу, – поделился отважный купец. – Кое-что везу для самого конунга. Не могу долго у вас гостить. Мои корабли ждут на высокой волне.
– Где твои люди? Почему ездишь без своих дружинников? – укорила брата Хильда.
– Что ты везешь в Упсалу? – перебил Олав.
– А, ты заметил под холстиной! – усмехнулся Свейн. – Штука дивная, стреломет, привезли из самого Бризанта. Кидает стрелы на триста шагов, пробивает борт корабля. Хочу показать конунгу!
– Он слишком тяжелый. Какой силач сумеет его поднять?
– Его не надо носить, – Свейн похлопал по полированной деревянной станине. – Эти штуковины стоят на каменных стенах их крепостей, они намертво прибиты. И возле каждой суетятся по два солдата. Зато стрела пробивает насквозь троих, в любом доспехе!
У Дага от таких новостей перехватило дыхание. Вот это оружие! Вот бы ему такое, он стал бы самым сильным се-конунгом на море! Зато Сверкер и работники-хускарлы недоверчиво затрясли головами…
– Что слышно на юге? – спросил Олав, когда гостя усадили к огню.
– Синезубый Харальд строит новую крепость в Сконе, в ней смогут зимовать команды десяти драккаров, – Свейн роняет слова с неспешной важностью. Ведь пока Олав с братьями и многочисленной челядью зимовал, он сам еще раз обернулся с товаром и принял участие в двух добрых стычках. Он многое видит в мире, этот непоседа…
– Синезубый так боится кейсара Отто? – усмехается Олав.
– Конунг данов совсем спятил. Он строит третий вал, но впускает в Ютландию бродячих епископов. Я говорил с мастеровыми из Шлезвига. Они жалуются, но боятся сказать громко. Синезубый по всей стране заставляет креститься и сжигает делянки Одина. Он хочет всех крестить, но это не спасает от хищных зубов саксов. От одного епископа слышали такое – мол, кейсар Отто будет нападать на данов, пока они все не примут крест и не забудут наших богов.
– Я слышал, что епископы запрещают христианам покупать в холопы других христиан? – спрашивает Сверкер.
– А кого же тогда покупать? – изумляется Хильда.
– Они говорят так – можно покупать всех, кроме христиан. Все, кроме христиан, верят в неправильных богов, – объяснил Свейн Волчья Пасть. – Но самое страшное не это…
Родственники притихли. Даже новорожденный ребенок на груди
– Страшно, что они запретили Вальхаллу, – медленно произносит херсир Свейн.
Некоторое время слышно, как капает медвежье сало со свечей. Известие слишком шокирующее и непонятное, чтобы сразу ответить.
– Свейн, для того ли мудрый Один девять дней висел на священном дереве, чтобы его запретил какой-то вшивый сакс? – фыркает Сверкер.
– Как это? – чешет в затылке Горм. – Как можно запретить обитель героев?
– Мастеровые из Шлезвига мне рассказали. У них в городе каждый день казнят по двадцать человек, тех, кто упорен в прежней вере, – делится Свейн. – У христиан нет Вальхаллы. Они не верят, что доблесть и отвага приманивают прекрасных валькирий. Они говорят, что надо любить врага. Надо всех любить, надо падать на землю под крестом, петь тихие песни и раздавать деньги нищим, тогда обретешь блаженство. Но это еще не все. Они говорят – нельзя иметь даже двух женщин, и после геройской гибели нельзя даже мечтать о ласках небесных дев…
– Это речи безумцев, – Олав обводит растерянным взором пораженных родичей. – Для чего любить врага, если его надо убивать? Любить надо братьев и жен, а не врагов!
– Это очень странно, – после долгой паузы произносит Снорри Северянин. – Если христианам нельзя убивать, почему они убивают? Если храбрость не нужна для Рагнарека, то… как трусы пойдут на великую битву?
На этот очевидный вопрос Свейн Волчья Пасть только пожимает плечами. Некоторое время все молчат, придавленные неслыханной глупостью датчан. Даг про себя повторяет все, что говорил дядя Свейн. За пределами усадьбы простирался громадный мир, полный опасностей и чудес. Скорее бы уже вырасти и отправиться в поход! Он непременно утрет нос всем этим наглым саксам, а заодно и прочим бестолковым народам!
– Это глупо, – выводит заключение Олав. – Одной рукой конунг Харальд собирает дангельд с жирных англов, другой рукой беспомощно отбивается от саксов и хочет, чтобы его люди приняли крест!
– Что верно, то верно! – соглашается херсир. – Английское серебро дается Харальду слишком легко, он скоро отучится держать меч. Англы – трусы, они платили раньше, будут платить и впредь, лишь бы их не трогали, хе-хе… Кстати, по слухам, у кейсара саксов Отто родился сын. На радостях он роздал красные шапки трем дюжинам своих крестоносцев в Магдебурге, но забыл дать им по вымени, хе-хе… Новым епископам вскорости стало нечего кушать, и они направились морем в Свеаланд, хе-хе…
– Их быстро повесят, – уверенно роняет Хильда.
– Это точно, – кивает Олав. – Как рабочие трелли они никуда не годны, жирные и хилые. Но на корм воронам в священную рощу Упсалы сгодятся, хе-хе…
– А что слышно на западе? – спрашивает Волчья Пасть.
– Норвежцы совсем обнаглели, – хмурится Олав. – По слухам, конунг Серая Шкура спалил четыре фиорда етов. Сейчас он далеко, в Трандхейме, но договор снова нарушен…
– Серая Шкура хочет править всей Норвегией, но таким великим конунгом, как Харальд Прекрасноволосый, ему не стать, – заключает Горм.