Далекие часы
Шрифт:
Остаток ее фразы Мередит задушила в объятиях.
— Я буду скучать по тебе, Юнипер. Обещай, что вернешься.
— Ну конечно вернусь.
— Не больше месяца?
Юнипер смахнула упавшую ресничку со щеки своей младшей подруги.
— Днем дольше — и ты испугаешься самого худшего и организуешь спасательную операцию!
Мерри улыбнулась.
— Ты напишешь мне, как только прочтешь мою историю?
— Обратной почтой, в тот же день. — Юнипер отдала честь. — Береги себя, цыпленок.
— И ты себя береги.
— Как всегда.
Улыбка Юнипер поблекла, и она немного помедлила, отводя непослушную
Проводник засвистел, заглушая прочие звуки, и Юнипер решилась. Мередит — ее лучшая подруга, ей можно доверять.
— У меня есть тайна, Мерри, — сообщила она. — Я никому не говорила, мы планировали сказать всем позже, но ты же — не все.
Мередит пылко кивнула, и Юнипер наклонилась к уху подруги. Интересно, слова покажутся такими же странными и чудесными, как в первый раз?
— Мы с Томасом Кэвиллом собираемся пожениться.
Подозрения миссис Кенар
Когда я добралась до фермерского дома, уже опустилась темнота, и вместе с ней пришла морось, словно сетью опутавшая землю. До ужина оставалась еще пара часов, чему я была рада. После дня, неожиданно проведенного в обществе сестер, я нуждалась в горячей ванне и одиночестве, чтобы избавиться от перенасыщенной атмосферы, которая следовала за мной по пятам. Я точно не знала, из чего она состоит; судя по всему, в стенах замка скопилось множество неудовлетворенных стремлений, неутоленных желаний, которые пропитали сами камни и сочились из них, делая воздух затхлым, почти застоявшимся.
Однако замок и три его субтильные обитательницы обладали для меня неизъяснимым очарованием. Несмотря на неприятные мгновения, которые я испытала рядом с ними, как только я покинула их, как только вышла за стены замка, мне сразу же захотелось обратно, я поймала себя на том, что считаю часы до своего возвращения. Вроде бессмысленно, но разве в безумии есть смысл? Ведь я была без ума от сестер Блайт, теперь я это понимаю.
Когда тихий дождь застучал по карнизам фермерского дома, я свернулась клубочком на постельном покрывале, укутав ноги одеялом; я читала, клевала носом и размышляла, и к ужину мне стало намного легче. Вполне естественно, что Перси хочет уберечь Юнипер от боли, а потому резко остановила меня, когда я пригрозила вскрыть старые раны; с моей стороны было бесчувственно упомянуть Томаса Кэвилла, тем более что Юнипер дремала рядом. И все же пламенная реакция Перси подогрела мой интерес… Возможно, если мне повезет остаться наедине с Саффи, я что-нибудь разузнаю? Казалось, она не против, даже стремится помочь в моем исследовании.
Исследование, которое отныне сулило редкий и исключительный доступ к тетрадям Раймонда Блайта. Даже оттого что я просто прошептала эти слова, по моему позвоночнику пробежала рябь восторга. Я перекатилась на спину, взволнованная до кончиков пальцев, и уставилась в потолок с перекрещенными балками, воображая тот миг, когда наконец загляну в мысли писателя.
Я поела за отдельным столиком в уютной столовой миссис Кенар. В комнате жарко пахло тушеными овощами, поданными к ужину; в камине трещал огонь. На улице набирал силу ветер, позвякивая оконными стеклами, в основном осторожно, но порой и более резко, порывами, и я не впервые подумала, какое это неподдельное и простое удовольствие — иметь кров и пищу, когда по всему миру растекается холод и беззвездная тьма.
Когда я принесла свои записи, чтобы начать работу над статьей о Раймонде Блайте, мои мысли отказывались вести себя как следует и постоянно возвращались к его дочерям. Наверное, все дело в том, что они — сестры; меня пленяла запутанная паутина любви, долга и обид, которая связывала их вместе. Взгляды, которыми они обменивались; сложное равновесие сил, установившееся за десятилетия; игры, в которые мне не суждено играть, с правилами, которые мне не суждено понять до конца. Возможно, ключ скрывался именно в этом: они были настолько естественным сплавом, что по сравнению с ними я ощущала себя безнадежно одинокой. Глядя на них, я остро и болезненно сознавала, чего лишена.
— Удачный день?
Подняв глаза, я увидела над собой миссис Кенар.
— И завтра, полагаю, ожидается еще один? — спросила она.
— Утром я увижу рабочие тетради Раймонда Блайта.
Я не удержалась; волнение распирало меня, и признание невольно слетело с языка.
Миссис Кенар была смущена, но приятно.
— Просто чудесно, дорогая… вы не возражаете, если я?..
Она похлопала по стулу напротив.
— Да, конечно, садитесь.
Миссис Кенар села, грузно пыхтя, устроилась за столом и прижала ладонь к животу.
— Ну вот, теперь намного лучше. Весь день сбивалась с ног… — Она кивнула на мои записи. — Смотрю, вы тоже заработались допоздна.
— Пытаюсь. Но постоянно отвлекаюсь.
— Вот как? — Она выгнула брови. — Из-за какого-нибудь красавчика?
— Что-то вроде того. Миссис Кенар, мне, случайно, не звонили сегодня?
— Звонили? Нет, не припомню. А должны были? Тот парень, о котором вы замечтались? — Ее глаза вспыхнули. — Возможно, ваш издатель?
Она исполнилась такой надежды, что мне было очень жаль ее разочаровывать. И все же я ответила:
— Моя мама вообще-то. Я надеялась, что она заглянет сюда.
Особенно сильный порыв ветра загремел оконными задвижками, и я поежилась, больше от удовольствия, чем от холода. В тот вечер в воздухе было что-то разлито, что-то бодрящее. Мы с миссис Кенар остались в столовой вдвоем. Огонь подточил полено в камине, отчего оно мерцало алым, время от времени с треском лопаясь и рассыпая золотые искры по кирпичам. То ли все дело было в теплой и дымной комнате, ее контрасте с сыростью и ветром на улице, то ли в реакции на всепроникающую атмосферу семейных уз и тайн, с которой я столкнулась в замке, или даже в простом внезапном желании нормально поговорить с другим человеческим существом — как бы то ни было, у меня развязался язык. Закрыв тетрадь и отодвинув ее в сторону, я сообщила:
— Моя мама была сюда эвакуирована. Во время войны.
— В деревню?
— В замок.
— Нет! Не может быть! Жила там с сестрами?
Я кивнула, непомерно польщенная ее реакцией. И в то же время настороженная, поскольку тихий голосок справедливости шептал, что мое удовольствие проистекает из собственнического чувства, возникшего вследствие маминой связи с Майлдерхерстом. Собственнического чувства, которое абсолютно неуместно и которое я до сих пор скрывала от самих мисс Блайт.