Далекие часы
Шрифт:
— Любовные письма.
— О…
— Не от моего отца.
— О!
— Они лежали в жестянке на дне одного из ящиков ее туалетного столика. Я обнаружила их по чистой случайности. Только когда пришел торговец антиквариатом, чтобы посмотреть кое-что из мебели. Я показывала ему мебель, а ящик застрял, я дернула его слишком сильно, и жестянка покатилась по полу.
— Вы прочли их?
— Позже открыла жестянку. Ужасно, конечно. — Миссис Кенар покраснела и принялась разглаживать волосы у висков, словно прячась за сложенными лодочкой ладонями. — Просто не удержалась. Когда я поняла, что именно читаю, ну разве я могла остановиться? Они были такими милыми,
— Вам известно, кто это был? Кто написал письма?
Миссис Кенар оставила волосы в покое и прижала ладони к столу. Тишина угнетала, и когда она наклонилась ко мне, я невольно качнулась навстречу.
— Мне не следовало бы это обсуждать, — прошептала она. — Не хочу сплетничать.
— Ну конечно.
Она помолчала, и ее губы взволнованно дернулись; она украдкой оглянулась через одно плечо, затем через другое.
— На сто процентов не уверена; они не были подписаны полным именем, только одним инициалом. — Она посмотрела мне в глаза, моргнула и улыбнулась, почти лукаво. — Буквой R.
— Буквой R, — эхом отозвалась я на подчеркнутую ей букву, на мгновение задумалась, покусывая внутреннюю сторону щеки, и ахнула. — Неужели вы считаете?..
Но почему нет? Она подозревала, что «R» означает «Раймонд Блайт». Король замка и его давняя экономка — почти клише, а клише возникают вследствие того, что повторяются вновь и вновь.
— Это объяснило бы секретность писем, невозможность открыто объявить об их отношениях.
— Это объяснило бы кое-что еще. — Миссис Кенар была явно поражена неожиданной догадкой. — Старшая сестра, Персефона, особенно холодна ко мне. Я ничего такого не сделала и все же всегда чувствовала это. Однажды, когда я была маленькой, она поймала меня у пруда, у круглого пруда с качелями. И… так на меня уставилась, будто перед ней привидение. Я даже на мгновение испугалась, что она задушит меня, прямо здесь и сейчас. Но с тех пор, как мне стало известно о мамином романе, о том, что он мог быть с мистером Блайтом… ну, мне пришло в голову, что Перси могла знать правду, выведать кое-что и затаить обиду. В те времена классы еще не отменили. А Перси Блайт — консервативный человек, правила и традиции для нее очень много значат.
Я медленно кивала; объяснение было вполне правдоподобным. Перси Блайт не показалась мне белой и пушистой, но в свой первый визит в замок я заметила, что к миссис Кенар она питает особую неприязнь. И в замке явно хранился какой-то секрет. Может, Саффи собиралась поведать мне именно об этой любовной связи, а детали ей было неловко обсуждать с Адамом Гилбертом? И именно поэтому Перси так решительно запретила беседовать с Саффи — хотела помешать сестре выдать секрет их отца о его продолжительных отношениях с экономкой?
Но почему Перси так переживала? Несомненно, не из преданности своей матери: Раймонд Блайт женился не единожды, так что Перси должна была примириться с непостоянством человеческого сердца. И даже если, как предположила миссис Кенар, Перси была старомодна и не одобряла романтические связи с низшими классами, я сомневалась, что после многих десятилетий ей было не все равно, особенно после стольких событий, изменивших их будущее. Неужели она действительно считала позором, что ее отец когда-то был влюблен в свою давнюю экономку, и намеревалась и впредь всеми силами скрывать этот факт от общественности? Маловероятно. Неважно, была Перси Блайт старомодна или нет — она была прагматична. Я видела достаточно, чтобы понять: в сердце Перси сидит стальной осколок реализма, и если она и хранит тайны, то ханжество или общественная мораль здесь ни при чем.
Вероятно, миссис Кенар почувствовала мои колебания.
— Более того, порой мне кажется… в смысле, мама никогда даже не намекала на это, но… — Она покачала головой и разжала пальцы. — Нет… Нет, это глупо.
Она почти застенчиво прижала руки к груди, и через мгновение замешательства я поняла почему; поняла, что она пытается мне внушить. Я осторожно озвучила опасную мысль:
— Вы полагаете, что он может быть вашим отцом?
Наши взгляды встретились, и мне стало ясно: угадала я правильно.
— Мама любила тот дом, замок, всю семью Блайт. Она порой говорила о старом мистере Блайте, о том, каким умным он был, как она гордится тем, что работала на такого знаменитого писателя. Но она вела себя странно. Неохотно ездила мимо замка. Умолкала посреди истории и отказывалась продолжать, и взгляд ее становился печальным и тоскливым.
Несомненно, это проливало свет на многое. Перси Блайт могла не беспокоиться из-за того, что ее отец поддерживал отношения с экономкой, но то, что он стал отцом еще одного ребенка?.. Младшей дочери, практически сводной сестры его девочек? Это могло повлечь за собой последствия, которые не имели никакого отношения к ханжеству или морали, последствия, которых Перси Блайт, защитница замка, хранительница семейного наследства, постаралась бы всеми силами избежать.
И все же, размышляя над предположением миссис Кенар, признавая его правдоподобность и находя вполне ощутимые связи, я не могла принять его просто так. Мое сопротивление не было рациональным, я вряд ли сумела бы его объяснить, и тем не менее оно было отчаянным. Мною руководила верность, сколь угодно незаслуженная верность Перси Блайт, трем старым леди на холме, которые составляли столь тесный кружок, что моему воображению не удавалось его расширить.
Часы над камином выбрали этот момент и пробили час ночи, и словно спало заклятие. Миссис Кенар, которая облегчила свое бремя, разделив его со мной, убрала со столов соль и перец.
— Боюсь, сами они не уберутся, — усмехнулась она. — Не теряю надежды, но до сих пор у них ни разу не получалось.
Я тоже встала и взяла наши пустые бокалы.
Миссис Кенар улыбнулась, когда я подошла к ней.
— Не правда ли, они способны нас удивить, наши родители? Тем, что делали до нашего рождения.
— Да, — согласилась я. — Как будто когда-то они были настоящими людьми.
Ночь, когда он не пришел
В свой первый день официальных интервью я отправилась в замок рано утром. Было холодно и пасмурно, и хотя ночная морось прекратилась, она забрала с собой большую часть жизнестойкости мира, и пейзаж словно выцвел. Еще в воздухе появилось что-то новое, морозная горечь, из-за которой я засунула руки поглубже в карманы, проклиная себя за то, что забыла перчатки.
Сестры Блайт велели мне не стучать, а сразу идти в желтую гостиную. «Это из-за Юнипер, — осторожно пояснила Саффи вчера во время прощания. — При стуке в дверь ей кажется, что это он наконец вернулся». Саффи не стала уточнять, кто «он», в этом не было необходимости.