Далекие часы
Шрифт:
Толкнув плечом тощую девчушку, сидевшую рядом, Юнипер сказала:
— Ты бредишь, Мерри. Ну конечно, мистер Кэвилл прав, ты очень талантлива. Мы с тобой знакомы всего несколько дней, но я совершенно в этом уверена…
Не в силах продолжить, она закашлялась в ладонь. Ею овладело незнакомое чувство, пока Мередит описывала достоинства своего учителя, его доброту; когда девочка взволнованно говорила о своих устремлениях. В груди нарастал жар, затем он стал нестерпимым и разлился патокой под кожей. Когда жар добрался до глаз, на ресницах закипели слезы. Юнипер ощутила
Юнипер отстранилась.
— Что такое? Что с тобой?
— Просто немножко боюсь высоты, вот и все.
— Но… ты и словом не обмолвилась!
Мередит пожала плечами, уставившись на свои босые ноги.
— Я много чего боюсь.
— Правда?
Она кивнула.
— Ну… наверное, это совершенно нормально.
Девочка резко повернула голову.
— А ты чего-нибудь боишься?
— Конечно. А кто не боится?
— Чего же?
Опустив голову, Юнипер жадно затянулась сигаретой.
— Не знаю.
— Не призраков и разных ужасов в замке?
— Нет.
— Не высоты?
— Нет.
— Утонуть?
— Нет.
— Навсегда остаться одной, не узнать любви?
— Нет.
— Делать то, что ненавидишь, до конца жизни?
Юнипер скорчила гримасу.
— Фу… нет.
Мередит сокрушенно вздохнула, и она не выдержала.
— Есть кое-что.
Ее сердце забилось сильнее, хотя она не собиралась изливать на Мередит свой самый главный и мрачный страх. Юнипер обладала весьма скромным опытом дружбы, но не сомневалась, что неразумно сообщать своей новой и драгоценной подруге, что боишься собственной предрасположенности к лютой жестокости. Вместо этого она затянулась сигаретой и вспомнила дикий приступ ярости, угрожавшей разорвать ее изнутри. То, как она бросилась к нему, схватила, не размышляя, лопату и…
…проснулась в постели, в своей постели. Саффи лежала рядом, Перси стояла у окна.
Саффи улыбалась, но было мгновение, прежде чем она увидела, что Юнипер проснулась, когда ее лицо говорило совсем о другом. Страдальческое выражение, поджатые губы, наморщенный лоб изобличали лживость ее дальнейшего щебета о том, будто все в порядке. Будто ничего дурного не произошло. Ну конечно, ничего дурного, дорогая! Просто ты ненадолго выпала из реальности, как случалось уже много раз.
Из любви к ней они сохранили это в тайне и берегли ее до сих пор. Поначалу она верила им, робко, с надеждой; ну конечно, она верила им. С какой стати им лгать? Она уже много раз выпадала из реальности. Почему на этот раз все должно быть иначе?
И все же иначе. Юнипер выяснила, что именно они скрывают. Они до сих пор не подозревали, что она в курсе. В конце концов, ей просто повезло. Миссис Симпсон пришла с визитом к папе, а Юнипер гуляла вдоль ручья у моста. Женщина оперлась на перила и наставила на нее дрожащий палец с воплем:
— Ты!
Юнипер даже не догадывалась, о чем речь.
— Ты — дикая тварь. Опасная для людей. Тебя надо запереть за то, что ты сделала.
Юнипер ничего не понимала, не представляла, что имеет в виду эта женщина.
— Моему мальчику наложили тридцать швов. Тридцать! Ты дикий зверь.
Зверь.
В голове что-то щелкнуло. Услышав слово «зверь», Юнипер вздрогнула, и воспоминание вернулось. Обрывки воспоминания, потрепанные по краям. Зверь… Эмерсон… плакал от боли.
Но как она ни старалась, как ни пыталась сосредоточиться, остальное отказывалось проясниться. Пряталось в темном шкафу ее сознания. Жалкий, неполноценный мозг! Как она его презирала. Она бы с легкостью отказалась от всего остального: сочинительства, головокружительной волны вдохновения, радости запечатления абстрактной мысли на бумаге. Она бы даже отказалась от гостей, лишь бы больше не терять намять. Она приставала к сестрам, даже умоляла, но из них ничего не удавалось вытянуть, и в конце концов Юнипер отправилась к отцу. В своей башне он рассказал ей остальное — что Билли Симпсон сделал с бедным хворым Эмерсоном, милым старым псом, который всего лишь хотел провести свои последние денечки под залитым солнцем рододендроном… и что Юнипер сделала с Билли Симпсоном. А после он добавил, что ей не о чем волноваться. Это не ее вина.
— Тот парень — хулиган. Он получил по заслугам. — Отец улыбнулся, но в глазах его таился испуг. — Для таких людей, как ты, Юнипер, не годятся обычные правила. Для таких людей, как мы.
— И что же это? — настаивала Мередит. — Чего ты боишься?
— Я боюсь, — Юнипер разглядывала темную границу Кардаркерского леса, — стать такой же, как мой отец.
— Какой такой?
Это было невозможно объяснить, не отяготив Мерри сведениями, которые не предназначались для ее ушей. Страх, который стягивал сердце Юнипер резиновым жгутом; ужасное подозрение, что она окончит свои дни сумасшедшей старухой, будет рыскать по коридорам замка, тонуть в море бумаг и прятаться от созданий собственного пера. Она притворно небрежно пожала плечами.
— Да ничего особенного. Что я никогда не уеду отсюда.
— А почему ты хочешь уехать?
— Сестры душат меня.
— Моя не отказалась бы меня придушить.
Улыбнувшись, Юнипер стряхнула пепел в водосточный желоб.
— Это правда, — заметила Мередит. — Она ненавидит меня.
— Почему?
— Потому что я другая. Потому что не желаю становиться такой, как она, хотя все на это рассчитывают.
Юнипер глубоко затянулась сигаретой и наклонила голову, изучая мир внизу.
— Как уйти от судьбы, Мерри? Вот в чем вопрос.
Молчание, затем тихий практичный ответ:
— Например, уехать на поезде.
Сначала Юнипер показалось, что она ослышалась; она взглянула на Мередит и поняла: девочка совершенно серьезна.
— Конечно, есть еще автобусы, но, по-моему, на поезде намного быстрее. И почти не трясет.
Юнипер невольно расхохоталась; громкий смех поднялся из самой глубины ее существа.
Мередит робко улыбнулась, и Юнипер крепко обняла ее.