Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
– Родители говорили, что ты бросил.
– Да, но под такое настроение можно! Ага, вот они!
Илья нашел пачку, достал сигарету. Закурил. Щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Илья насыпал заварки в керамический маленький заварочный чайник, залил его кипятком и накрыл полотенцем.
– Где-то должна быть пепельница.
– Вот, – сказала Юлька, узрев искомую на стойке, и протянула ему. – Так что там про тайгу?
– Про тайгу? Понимаешь, надо было срочно вникать в дела. На меня свалилась целая куча информации, которую требовалось усвоить, понять, проанализировать. В бизнесе все работает по-другому, все не так, как в науке: законы, жизнь, энергетика, что ли. Я дурел! И чувствовал себя тупицей! Я привык
Он затушил сигарету, открыл коньяк, взял с полки две рюмочки, сестрички тех, что остались в комнате на столе, налил, протянул одну рюмку Юльке, чокнулся с ней и выпил, без всякого тоста.
– Если честно, было очень трудно. Да, просто хреново! Такое это все было не мое! А сколько ляпов, сколько ошибок я поначалу сделал! Но спустя какое-то время мне вдруг оказалось все пофиг. То ли перетрудился, перешел некий предел сил, то ли выключился от постоянного напряжения, не знаю, но я перестал чувствовать, волноваться, жил, как под наркозом. Пусто внутри! Стали неинтересны люди, дело, ничего не задевало, порой казалось, будто я умер, что ли. Знаешь, в тот момент единственный, кто меня спасал, это Тимка. Как он радовался, маленький, любому подарку, каждой новой вещи, которую я приносил! Он так встречал меня, когда я приходил с работы, точно не видел месяц! Я как-то привез ящик апельсинов. Если б ты видела Тимкины глазенки! Он никак не мог поверить, что все это ему, сложил ручки в замок, прижал к груди и удивленно так, словно попал в сказку, спрашивает: «Папа, это мне?» Когда я смотрел на сына, сердце разрывалось! У него никогда не было дорогих игрушек, дорогой одежды и тем более ящика апельсинов! Только ради Тимки я и держался, сказал себе: «Сдохну, но справлюсь!» Однажды проводил переговоры, надо было подписать очень важный для нашей фирмы контракт. Я пришел на встречу в ставшем к тому времени привычным для меня безразличном настроении, но по мере беседы почувствовал: что-то меня раздражает, и сильно. Собрался, проанализировал ситуацию и понял! Манера поведения тех, с кем я проводил переговоры, – эдакая барская пренебрежительность, некий налет презрительности и высокомерия. Я подобрался, разозлился, и я их сделал, Юлька! Я их так сделал, что весь снобизм сошел с них в один момент! Они только потом поняли, что подписали. И знаешь, я почувствовал такой кураж внутри, такой интерес, что-то близкое к тем ощущениям, когда занимался наукой. С этого все и началось. Я втянулся, и мне понравилось. Я нашел свой кайф в этой работе. Только стараюсь не вспоминать про науку, все равно тошно, правда, чем больше времени проходит, тем легче, забывается, что ли.
Юлька слезла с высокого стула и предложила:
– Давай я чай налью.
– Налей, и пошли в комнату.
Юлька разлила чай по чашкам, и они с Ильей отнесли их в гостиную, она положила лимон и сахар в чашку Ильи, размешала и протянула ему.
– Пей!
– Боишься, что я напьюсь? – понял он все ее заходы. – Мне твой чай не поможет, я уже пьяный.
– А говоришь очень трезво, – не согласилась Юлька.
– Это обманчивое впечатление, был бы трезвый, не стал бы тут с тобой откровенничать, – улыбнулся Илья и все-таки отпил чай.
– Ну, не так уж ты и откровенничаешь, а рассказываешь, как тебе досталось за последние годы. Откровения – это когда человек делится тем, что мучает его, внутренней болью, которую переживает сейчас, в данный момент, или чем-то тайным.
Илья несколькими большими глотками допил чай, поставил чашку на стол и предложил:
– Тогда давай начнем с тебя, – он показал рукой на «Поиск». – Поделись тем, что так сильно мучает тебя?
– Ты снова это делаешь! – воскликнула Юлька.
– Что? – не понял он.
– Переводишь разговор на меня!
– Юлечка, зачем тебе откровения не очень молодого выпившего мужика?
– Наверное, затем, что это не чужой мне мужик, которому к тому же плохо, и ему, как и каждому человеку, надо выговорить свою боль, потому что он не позволял себе такого никогда, насколько я понимаю.
– Спасибо, Рыжик, за участие. Но, скажи мне, ты молодая, красивая, здоровая девушка, у тебя замечательные родители, ты талантлива, у тебя есть любимое дело и прекрасные перспективы впереди, близкие живы-здоровы, семья не бедствует, откуда же эта картина? Какая боль так мучает тебя?
Юлька молчала. А что говорить? Признаться в безнадежной любви к нему?
Так он знает, да и что изменится от ее признаний? Ничего – Илья ее не полюбит так, как Юльке мечтается, не станет относиться к ней как к женщине.
Но Адорин был товарищем упорным.
– Я полагаю, это несчастная любовь? – настаивал он.
– А тебя? – не сдавалась Юлька и вернула Илье все его слова. – Ты здоровый, красивый, сильный, молодой, богатый и успешный, у тебя все родные живы-здоровы, замечательный Тимошка, интересная работа и прекрасные перспективы впереди. Почему же тебе так плохо? Тебя мучает несчастная любовь?
– Мучает, – почему-то признался он, усмехнувшись.
– Но почему? – удивилась Юлька. – Ты свободный мужчина, так женись на ней, и все дела! Или она тебя не любит?
– Наверное, любит, но не той любовью, о которой мы говорим.
Ох, как больно было это услышать! Какого черта она так настойчиво вызывала его на откровения?! Лучше бы Илья молчал, не признавался! Зачем, ну зачем ей знать, что он кого-то любит, зачем добавлять себе контузий и шоковых терапий?! Идиотка!
Илья взял бутылку, которую таки принес из кухни вместе с чаем, разлил в рюмки коньяк.
– Давай, Рыжик, лучше выпьем.
– Нет, – отказалась Юлька, с трудом сдерживая злые слезы, – мне уже достаточно, я опьянела.
– Ну, раз опьянела, то признавайся, кто тебя так обидел? Что за несчастная любовь у тебя?
Юлька рассмеялась, стараясь поскорей перевести опасный разговор в шутку, чтобы не выпалить лишнего или, в самом деле, не впасть в откровения. А соблазн был! Еще какой! Вот сейчас взять и рассказать все: как она измучилась, любя его, как избегает встреч и разговоров с ним, как хранит в душе драгоценные воспоминания о нем, о Праге, о детстве! И неважно, что будет потом! Пусть они больше никогда не встретятся и Илья перестанет с ней вообще разговаривать – пусть!
Юлька посмеялась и сказала шутливо:
– Ты же знаешь, что я люблю только тебя всю жизнь!
Он молча смотрел на нее. Странно смотрел. Минуты падали куда-то, а он смотрел Юльке в глаза. Не отводя взгляда, протянул руку, провел пальцами по ее щеке и очень тихо проговорил:
– Если бы ты знала, маленькая, как я тебя люблю!
Юлька перестала дышать! Она смотрела ему в глаза, не веря, и не дышала!
Это было совсем не братское признание в любви! И не признание маленькой обожаемой девочке – дочери друзей!
Он наклонился к Юльке и легко, нежно поцеловал ее в губы. Но через мгновение, положив руку ей на затылок, притянул к себе и поцеловал сильно, страстно, зажигая их обоих!
У Юльки закружилась голова! Она улетала куда-то.
Этого поцелуя стоило ждать столько лет! Стоило ждать хоть всю жизнь такой поцелуй Ильи Адорина!
ИЛЬЯ
Наверное, все на земле, в том числе и душа человека, работает по законам физики. Годами загнанные вглубь желания, мечты, подчиненные воле и полному контролю, привычку жить, ничего себе не разрешая, запрещая счастье, любовь, которые вот здесь, совсем рядом, до них можно дотянуться, взять, позволить себе. Если с каждой новой встречей, взглядом, разговором только усиливать контроль и запреты, то рано или поздно сила сжатия превысит силу внутреннего сопротивления.