Шрифт:
Урсула Ле Гуин
Далеко-далеко отовсюду
Перевод Б. Клюевой
Если вы думаете, что это повесть о том, как меня приняли в баскетбольную команду, как я прославился, достиг благополучия, любви и богатства, тогда вам незачем ее читать. Не знаю, чего я достиг за те шесть месяцев, о которых пойдет здесь речь. Чего-то я, разумеется, достиг, но, мне думается, всей моей жизни не хватит, чтобы разобраться - чего именно.
Я никогда не был членом какого-либо спортивного общества. В детстве я, правда, интересовался регби, особенно его стратегией, но, поскольку я был не по годам мал ростом, мне всегда недоставало скорости, хотя тактикой нападения я владел хорошо. А в старших классах все осложнилось - надо было вступить в команду, носить форму, и вообще вся эта петрушка. И вокруг только и разговоров, что о спорте. Сам спорт - дело стоящее, но вот весь этот треп
Я все это диктую на магнитофон, а потом перепечатываю. Пробовал писать сразу, вышла какая-то многословная белиберда, посмотрим, что получится теперь.
Меня зовут Оуэн Томас Гриффитс. В ноябре мне исполнилось семнадцать. Роста я небольшого для своих лет - во мне пять футов семь дюймов. Пожалуй, и к сорока пяти годам я все еще буду небольшого роста "для своих лет", так какая же разница? Я здорово переживал это в двенадцать-тринадцать лет, когда был намного ниже своих сверстников - настоящий коротышка. А в пятнадцать я вдруг вымахал за восемь месяцев на шесть дюймов и даже испугался - ноги стали как бамбучины с утолщениями, - когда же перестал расти, я оказался таким гигантом по сравнению с тем, каким был раньше, что и в самом деле нисколько не пожалел, что больше не расту. Я не толстый, но и не тощий, глаза у меня грязно-серого цвета, а на голове полно волос. Волосы вьются, и коротко ли я стригусь, отпускаю ли их - они все равно всегда торчат в разные стороны. Каждое утро я воюю с ними при помощи щетки, но безуспешно. Мне нравятся мои волосы.
У них огромная сила воли... Да... однако это рассказ и не о моих волосах.
Я и по возрасту всегда был самым маленьким в классе. И дома я самый маленький, потому что один у моих родителей. Они рано отдали меня в школу, поскольку я был способный пацан. И я всегда был "способный не по возрасту". Кто знает, может, и в свои сорок пять я останусь "не по возрасту способным". Эта книга отчасти и повествует о том, как жить "способному пацану".
Впрочем, как вам известно, обычно до шестого класса все идет нормально. Никому нет до этого дела, меньше всего тебе самому. Большинство преподавателей хорошо к тебе относятся - им с тобой легко. Некоторые даже любят тебя и снабжают хорошими книгами для внеклассного чтения. Есть и такие, которые презирают способных, но у них не остается времени для того, чтобы дать тебе почувствовать, как это низко с твоей стороны разбираться лучше большинства других ребят в математике и литературе, потому что эти преподаватели слишком заняты поведением "трудных" детей. И всегда в классе есть какое-то количество детей, чаще девочек, таких же, а то и более способных, чем ты, и вы все вместе пишете пьески для школьных вечеров, составляете для учителей списки, и все такое прочее. А все эти толки о жестокости детей, они яйца выеденного не стоят, "жестокость" детей ничто по сравнению с жестокостью взрослых. Маленькие дети - способные они или отсталые, неважно, - не жестоки, просто они еще глуповаты. И они делают глупости. Они говорят то, что думают. Они еще не научились говорить то, чего на самом деле не думают. Это придет потом, когда они начнут превращаться в людей, и поймут, как они одиноки.
Мне кажется, что, осознав истинные размеры одиночества, люди смертельно пугаются. И тогда они впадают в другую крайность: они сколачивают группы клубы, команды, общества, классы. Все вдруг начинают одинаково одеваться. Чтобы не выделяться. Не поверите, насколько важно, оказывается, правильно пришить заплату на джинсы. Если вы сделаете это не так, как принято, значит, вы "не в струю". Вы "не в струю"... Это, знаете ли, совершенно особое выражение - "быть не в струю". В какую "струю"? В одну струю с ними. Со всеми остальными. Вместе взятыми. Спасение тут - в многочисленности. Я - это не я. Я член баскетбольной команды. Я принятый в обществе человек. Я Друг моих друзей. Я "черный ангел" - с пеленок не расстаюсь со своим "хондой"**. Я член чего-то там. Я тинэйджер**. Меня вы не видите; все, что вы видите это Мы. А Мы - всегда в безопасности.
______________
** "Хонда" - марка очень мощного мотоцикла. ** Тинэйджер (teenager) - подросток от 13 до 18 лет (числительные от 13 до 19 образуются в английском языке с помощью суффикса "teen").
И если ты мозолишь Нам глаза - торчишь перед Нами один, как пень, но при этом тебе сопутствует удача, Мы на тебя и внимания-то не обратим. Но если ты еще и неудачник, тогда может
А ведь я пытался. Честное слово, пытался. С таким упорством, что теперь мне тошно вспоминать об этом. Я ставил заплаты на свои джинсы точь-в-точь, как Билл Эболд, который все делал правильно. Я толковал о правилах игры в бейсбол. Целый семестр я трудился над школьной газетой, потому что это был единственный доступный мне шанс стать членом хоть какой-то группы. Но все было напрасно. Не знаю почему. Иногда я думаю: может, иноверцы как-то по-особому пахнут, и только правоверные способны учуять этот специфический запах.
Многие ребята почти ничего не соображают. Просто ходят толпой и все. Они-то, по существу, и составляют костяк группы. А большинство вроде меня просто подлаживаются. В душе им на это наплевать, но тем не менее им удается приспособиться, их принимают за своих... Как бы мне хотелось быть таким! Лучше бы я был искусным лицемером. Это еще никому не вредило, только жить легче, ей-богу! Но мне никогда никого не удавалось обмануть. Как-то сразу они поняли, что их интересы не мои интересы и проникнулись презрением ко мне, а я - к ним за то, что они презирали меня. Но одновременно я презирал и тех немногих, которые не пытались "быть в струю". В девятом классе у нас был один высокий мальчик, который не чистил зубы и ходил в школу в белой спортивной куртке, и он предлагал мне свою дружбу. Мне бы возликовать - ведь до этого никто не хотел дружить со мной. Но мне не нравилось, что он все время говорил о ребятах, что, мол, тот свинья, а этот болван, и хотя в общем-то я был с ним согласен, мне противно было только о том и говорить, и я запрезирал его за снобизм. А потом я запрезирал самого себя за свое презрение ко всем остальным. Ну и положеньице, скажу я вам! Да вы сами, если прошли через нечто подобное, можете представить себе, что это такое.
Пока я изо всех сил старался быть как все, я и в отличники не лез, впрочем, в решении этой проблемы мне всегда помогал спорт. Не то чтобы я был не способнее своих сверстников, но получал я всегда тройки, потому что не выносил м-ра Торпа и всегда как бы отсутствовал на его уроках.
– Если бы вы, Гриффитс, на минутку выкинули из своей башки Китса и Шелли, тогда вы, возможно, хотя бы обратили ваше внимание на то, как другие играют в баскетбол.
Он почему-то всегда называл Китса и Шелли**** - я сам слышал, как он точно в тех же выражениях наставлял на ум еще двух-трех учеников. Он произносил эти имена, по-змеиному шипя: "Ш-ш-шелли, Китсс-с-с!" В отношении меня это было просто глупо: по-настоящему меня интересовали только биология и математика, но его ненависть возбудила во мне любопытство, и, вернувшись домой, я прочитал "Оду соловью" Китса в хрестоматии для первокурсников. В ней не оказалось Шелли, но в городской библиотеке я просмотрел его сборник, а позднее купил книгу его стихов у букиниста. Таким образом, именно м-р Торп, обучавший нас баскетболу, познакомил меня с "Освобожденным Прометеем", за что я должен был бы испытывать благодарность к нему. Однако отношения мои с м-ром Торпом так и не поправились.
______________
**** Китс (Keats) Джон (1775-1821) - английский поэт-романтик, Шелли (Shelley) Перси Биш (1794-1822) - английский поэт. "Освобожденный Прометей" - революционно-лирическая драма, посвященная теме борьбы за свободу против деспотизма.
Но что важно отметить: я никогда не вступал в пререкания. Мог же я, к примеру, сказать: "Послушайте, м-р Торп, нет у меня такого желания выкидывать из головы Китса и Шелли, а тем более синусы и косинусы, а потому - катитесь-ка вы подальше, ладно?" А ведь некоторые так умели отбрить! Помнится, еще в начальной школе слышал я однажды, как маленькая негритянка-семиклассница выговаривала нашему математику: "Не трожьте мою тетрадку! А не нравится, как сделала, - подавитесь вы ею!"
Вот это был бой! Преподаватель ничем не заслужил такого отпора, он просто пытался учить девчонку математике, и тем не менее это был настоящий бой, смелый бой, и я ею восхищался. Но сам я ни на что подобное никогда в жизни не решусь. Нет во мне этого. Не умею я бороться. Я обычно стою и слушаю, пока не представится возможность смыться. И тогда я смываюсь.
А иногда я не только стою и слушаю, но и улыбаюсь в ответ и прошу прощения.
Когда я чувствую, что расплываюсь в такой улыбке, я готов содрать с себя свою морду и растоптать ее.