Шрифт:
Самое длинное путешествие начинается дома
Утром папа долго искал зелёный рюкзак, разбрасывал вещи и передвигал мебель, пока не сообразил позвать из кухни Наташу.
— Тебе неоднократно указывалось, — сказала Наташа, — что рюкзак находится в стенном шкафу на нижней полке. И как ты будешь жить, когда я пойду в школу?
Папа
— Пропаду, малыш. Обрасту мусором и зачахну.
— Р-р-р-гав! — подтвердил Мартын и, приметив рюкзак, рысцой направился в прихожую.
Он не обманулся. Папа взял рюкзак, Наташа надела на собаку поводок, и они направились в магазин закупать продовольствие.
Накупили пшена, рису, консервов, мармеладу, печенья, копчёной колбасы, швейцарского сыру и бульонных кубиков и выбрались на улицу с распухшим рюкзаком.
Вокруг привязанного Мартына столпились зеваки и кормили его леденцами. Мартын благосклонно брал конфеты и грыз их, словно сухарики. Наташа сказала зевакам «спасибо», отвязала Мартына, и они пошли к дому. Наташа смотрела направо, на большую школу, куда она осенью поступит учиться. Сейчас в школе никого не было, потому что каникулы, и двери заперты. А первого сентября двери распахнутся, и мамы приведут своих первоклассников.
И только её приведёт папа, потому что мамы давно уже нет.
Наташа прогнала печальную мысль и спросила:
— Пап, а куда мы поедем?
— Далеко и обратно, — ответил папа.
Тебе остаются две должности
По Средней Невке рыскали яхты и байдарки, а с другой стороны, на Гребном канале, тянулись в воду длинные причалы, и около них, словно ягоды на ветке, теснились катера — и маленькие, и большие, и средние, и узкие, и широкие, и с мачтами, и без мачт — и все раскрашенные во всякие весёлые краски.
— Пап, а как ты назвал наш катер? — спросила Наташа.
— «Бегемот», — ответил папа.
И он показал ей рукой, и она увидела катер.
Светло-зелёный, с каютой посередине и с машинным отделением в корме, он стоял, причаленный на двух канатах. На палубе лежал чёрный якорь, а на крыше каюты были два весла, багор, сходня и спасательный круг. Яростно блестел чищеной медью штурвал.
Наташа разобрала написанные на борту буквы и рассердилась:
— Ты меня обманул?! И совсем не «Бегемот», а просто «Бег»!
— Ах, да! — вспомнил папа. — Я начал писать это длинное слово, написал «Бег», устал и решил, что достаточно.
— Очень напрасно, — сказала Наташа. — Я буду называть его «Бегемотиком». Смотри, какой он у нас пузатый… Ну, показывай.
Спустились с причала на палубу, и папа раскрыл двери.
Справа было маленькое помещение со столиком и шкафчиком. На столике стояли два стакана и бензиновая плитка.
— Понятно, — сказала Наташа. — Это кухня.
— Камбуз, — поправил папа. — Твои владения. Я буду только разжигать плитку, а ты уж корми нас с Мартыном.
— Кто же вас, кроме меня, прокормит, — покачала головой Наташа.
А слева было такое же маленькое помещение с полками, на которых разместились всевозможные инструменты.
— Мастерская, — догадалась Наташа. — Это уже твоё хозяйство.
— Не возражаю, — сказал папа и отдёрнул впереди занавеску.
Открылась светлая каюта — с двумя шкафчиками, книжными полками, двумя диванами и раздвижным столиком. Приятно пахло свежей краской.
Тут-то Наташе изменило самообладание. Заколотилось сердце, и пропал голос, до того всё это было замечательно! Ведь она видела катер ещё в апреле, когда ничего не было, кроме пустого дубового корыта!..
Она села на диван и некоторое время приходила в себя.
Отодвинув лбом занавеску, зашёл Мартын и ткнул носом рюкзак.
— Обжора ты, — вздохнула Наташа, и хоть время кормить собаку ещё не настало, выдала ему на радостях конфету.
Совсем освоившись, она проверила шкафчики на камбузе, сама (забывшись) съела конфету и вышла на палубу.
Крышка машинного отделения была поднята. Папа копался в моторе, а мотор был большой, со всякими трубками и проводами, внушительный, затаившийся и непонятный. От такого всего можно было ожидать.
«И как это папа в нём разбирается?» — подумала Наташа и по привычке предложила:
— Тебе помочь?
— Пока не требуется, — сказал папа.
На нём были изношенные брюки, а по голой вспотевшей спине змеились чёрные полосы. Большим кривым ключом папа затягивал гайки.
Затем он взял маленький ключик, сунул в дырку на приборном щитке у штурвала, повернул вправо — и мотор заработал с грохотом и рёвом. Наташа стояла на причале и смотрела, как крутится сверкающий в солнечных лучах гребной вал. Мартын облаял мотор и скрылся.
А папа чего-то повертел в моторе, поглядел на приборный щиток, опять чего-то повертел, подвинтил важную гайку, передвинул хитрый крантик и только после всего этого закрыл крышку машинного отделения. Мотор заревел глуше и как-то серьёзнее. Мол, я готов.
Папа умылся, переоделся в чистые брюки и красивую рубашку, забросил Мартына на крышу каюты и сказал Наташе:
— Итак, я буду на нашем судне капитаном, штурманом, механиком, боцманом, мотористом и матросом.
— А как же я? — расстроилась Наташа. — Кем же я буду?
— Тебе остаются две должности: кока, то есть повара, и юнги.
— Согласна! — обрадовалась Наташа.
— Надо говорить: есть! — поправил её папа.