Далет-эффект
Шрифт:
Нильс открыл дверь в главный зал, и у него сжалось горло. Женский голос то и дело сообщал о рейсах на десятках языков. Каждый рейс объявляли по-датски и по-английски, а затем на языке страны назначения: по-французски для рейса в Париж, по-гречески для самолета на Афины и даже по-японски, сообщая о полете в Токио через Арктику. Нильс протолкнулся через толпу к ближайшему экрану вылетов и прибытий. Скоро должен был отправляться челночный рейс в Мальмё, в Швецию, на другой берег Зунда. Это устраивало Нильса. Скоу постоянно придумывал новые способы ускользнуть от возможной слежки, и это было его последнее изобретение. Впрочем, надо признать, весьма остроумное.
Он подождал в зале,
– Что случилось с той gamle raslekasse, на которой ты всегда ездил? – спросил Нильс, залезая в машину и садясь рядом.
– Старая жестянка – ничего себе! Да мой «Опель» пробежит еще тысячи километров! Просто я оставил его в гараже для небольшого ремонта…
– Ну понятно! Там домкратом над ямой приподнимут руль и соорудят под ним новую машину.
Скоу фыркнул, завел мотор и выехал со стоянки, направляясь на север.
Покинув пределы города, шоссе извивалось вверх и вниз между деревнями. Слева от них, среди густых зарослей деревьев, время от времени поблескивал Зунд. Скоу сосредоточился на езде, и Нильсу не с кем было поговорить. Он думал об Ингер, в памяти мелькали эротические эпизоды. Такого с ним раньше не случалось. Нильс привык жить настоящим, заглядывая в будущее лишь постольку, поскольку это было необходимо, и мгновенно забывая прошлое как нечто оставшееся позади и не поддающееся изменению. Он скучал без полетов, это совершенно ясно; лишь теперь он как следует понял, что полеты были основным стержнем его жизни, вокруг которого вращалось все остальное. В последний раз он водил самолет… когда же это было? Еще до путешествия на Луну. Такое чувство, будто его давным-давно похоронили в служебных кабинетах и на этой грязной верфи. Недолгий перелет из Каструпа только раздразнил его. Кем он стал? Всего лишь пассажиром.
– Вот что, Скоу, – внезапно произнес он, – давай-ка я порулю немного. Нечего тебе одному развлекаться.
– Но это правительственный автомобиль!
– А я правительственный подневольный! Ну, давай, не упрямься. Иначе я доложу твоему начальству, что ты напился при исполнении служебных обязанностей.
– Я выпил всего одну кружку пива перед обедом – и к тому же шведского, совсем некрепкого. Это мне придется сообщить начальству о попытке шантажа.
Тем не менее Скоу остановился, и они поменялись местами. Он промолчал, когда Нильс выжал до упора и машина, взревев мотором, помчалась вперед.
Дорога была полупуста, солнце, садившееся в жидкие облака, обеспечивало вполне приличную видимость. «Хамбер» брал повороты, как спортивный автомобиль, а Нильс был прекрасным водителем и ехал быстро, но без ненужного риска. С чем другим, а с машинами он справлялся отлично.
Было уже совсем темно, когда они достигли Хельсингборга, переехали, подпрыгивая на рельсах, через железную дорогу и остановились у пристани. «Хамбер» оказался первым на автомобильной дорожке и, въехав на палубу, остановился у барьера на
Охранник у ворот верфи узнал Скоу и махнул, чтобы они проезжали.
– А как же охрана? – спросил Нильс.
– Секретность – лучшая охрана. Шпионам пока не удалось догадаться о связи между разрекламированным судном на воздушной подушке и строго засекреченным проектом «Далет». Так что охранники, размещенные здесь, – а их тут достаточно, – просто не бросаются в глаза. Ты видел одного из них: он стоял с тележкой на улице и продавал горячие бутерброды с сосисками.
– Polsevogn! [15] А выручка остается у него?
15
Продавец сосисок (дат.).
– Нет, конечно. Он получает жалованье.
Они поставили машину в обычном месте позади зданий, и Нильс переоделся в одной из комнат в комбинезон. На верфи было тихо, лишь работа над «Галатеей» велась круглые сутки. Мелькали дуги электросварки, освещая ржавый, еще не законченный корпус. Это была намеренная уловка – продувка песком и покраска были специально оставлены на самый последний момент.
Внутри все выглядело совершенно иначе. Они поднялись по лесенке и вошли через воздушный шлюз на палубе. Как только закрылся наружный люк, зажегся свет. За внутренней дверью шлюза начинался белый коридор с полом, покрытым линолеумом, и стенами, отделанными панелями из тикового дерева. Свет был рассеянным и не слишком ярким. По сторонам висели фотографии лунных пейзажей в рамках.
– Надо же, какая роскошь, – удивился Нильс. Когда он был здесь в последний раз, коридор представлял собой металлический проход, выкрашенный красной краской.
– В основном это осталось от первоначального проекта, – донесся голос Ове Расмуссена, подошедшего сзади. – На дизайн интерьера был подписан контракт. Пришлось внести некоторые изменения, но в большинстве кают и общих помещений почти все осталось, как раньше. Убрали только фотографии замков и хижин с соломенными крышами и повесили вместо них виды Луны. Эти снимки Советы прислали в знак благодарности. Пошли со мной, Нильс, у меня есть сюрприз для тебя.
Они вошли в коридор с ковром на полу и рядом дверей по сторонам. Ове показал на последнюю дверь.
– Заходи первым, Нильс, – сказал он и сделал шаг в сторону.
На двери из тика блестела медная табличка с надписью: «Kaptajn». Нильс открыл дверь.
Комната была просторной – наполовину служебное помещение, наполовину гостиная с выходом в спальню. Темно-синий ковер на полу, усеянный мириадами звездочек. Над письменным столом – ультрамодерновой конструкцией из хромированной стали и палисандра – поблескивали ряды приборов и связных устройств.
– Немного отличается от самолетов САС? – улыбнулся Ове, глядя на изумленное лицо Нильса. – Или даже ВВС. А теперь посмотри сюда: вот первое судно, которым ты командовал. Все в духе настоящих морских традиций.
Над диваном висела большая цветная фотография маленькой «Каракатицы», сидящей на лунной равнине. На заднем плане отчетливо виднелся голубой земной шар.
– Еще один подарок от Советов? – засмеялся Нильс. – Это потрясающе!
– Лично от майора Шавкуна. Помнишь, он фотографировал нас? И все трое подписали снимок.