Дальгрен
Шрифт:
Рыжая обогнула гармонистку и схватила Тэка за манжету, вблизи снова обретя лицо.
– Ты сколько дней уже не приходил! Что с тобой случилось? Ты же раньше заглядывал к ужину чуть не каждый вечер. Джон за тебя волновался.
Лицо в полумраке было красивое.
– Я не волновался. – От стола со скамьями к ним подошел высокий длинноволосый человек в перуанском жилете. – Тэк приходит. Тэк уходит. Сама же знаешь Тэка. – Даже в свете миниатюрных костров, отраженных в очках, его загар выдавал действие химикатов или солярия. Волосы бледные и жидкие, а день наверняка
– Ну давай, Тэк. Рассказывай. – Она улыбнулась; ее лицо раскололи густые тени. – Кого ты на сей раз нам с Джоном привел?
А Джон задрал голову (двойное пламя соскользнуло с линз), выглядывая проблески рассвета.
Тэк сказал:
– Это вот Шкет.
– Скейт? – переспросила она.
– Шкет.
– Ш, э, к, е, т?..
– Ш, к, е.
– …д, т, – прибавила она, неуверенно хмурясь. – А, Шкедт.
Если Тэк и скривился, этого никто не увидел.
Сам он, впрочем, решил, что это мило; но встревожило что-то другое.
Она расправила плечи, поморгала.
– Как дела, Шкедт? Ты новенький? Или месяцами в темноте прятался? – И Тэку: – Поразительно, да? Постоянно кто-нибудь вот так всплывает. Казалось бы, знаешь в городе всех, кого можно. А потом вдруг кто-то высовывает нос из кустов – и оказывается, он там всю дорогу скрывался, наблюдал…
– Так мы познакомились с Тэком, – пояснил Джон. И Тэку: – Да, Тэк?
Тэк сказал:
– Он новенький.
– Ясно. Короче, – сказал Джон, – у нас тут такое дело. Объяснишь, Милдред?
– Ну, мы считаем… – Плечи Милдред сдвинулись по-официальному. – Мы считаем, надо как-то вместе выживать. Нельзя же глотки друг другу рвать, как звери. А такая вот история, – (он не усомнился, что взмах ее руки и «такая история» не подразумевали ничего за пределами света от костра), – легко может выродиться в какой-нибудь… ну, ужас! И мы тут устроили, можно сказать, коммуну. Прямо в парке. Люди добывают еду, вместе работают, знают, что как-то защищены. Мы стараемся жить как можно органичнее, но с этим становится сложнее. Когда в Беллону приходят новенькие, у них есть шанс посмотреть, как у нас тут все устроено. Мы не принимаем всех подряд. Но если принимаем, то с распростертыми.
Ощущалась какая-то судорога (в нем, в ней – он не понял и поэтому занервничал) – точно провод натянули через край и порвали изоляцию.
– Ты же новенький, да? Новеньким мы всегда рады.
Он кивнул, а мозг его меж тем разгонялся, взвешивал: в нем? В ней?
Тэк сказал:
– Покажи ему тут всё, Милли.
Джон сказал:
– Хорошая мысль, Милдред. Тэк, я хотел с тобой поговорить, – и опять постучал газетой. – А, кстати. Может, хочешь глянуть?
– Что? Ой… – Нельзя столько психовать из-за таких вещей. Но ему часто приходилось себе об этом напоминать. – Спасибо. – И он взял сложенную газету.
– Ладно, Тэк. – И Джон с Тэком отвернулись. – Ты когда к фундаментам приступаешь? Я могу дать…
– Послушай, Джон. – Оба побрели прочь, и Тэк положил руку Джону на плечо. – Чертежи есть? Больше ничего не надо, можно…
А потом их стало не слышно.
– Есть хочешь?
– Нет.
Она и впрямь была красивая.
– В общем, если захочешь… давай сюда пойдем… мы начинаем готовить завтрак, как рассветет. Это уже скоро.
– Вы всю ночь не спали? – спросил он.
– Да нет. Но если ложиться на закате, просыпаешься довольно рано.
– Я не спал.
– Мы тут много работаем… – она сунула руки в задние карманы; ее джинсы с оторванными штанинами высоко сбились на бедрах, – днем. Мы не просто сиднем сидим. У Джона десяток проектов. Довольно трудно спать, когда люди молотками стучат, и строят, и вообще. – Она улыбнулась.
– Я не спал; но я не устал. Когда устаю, меня из пушки не поднять. – И он перевел взгляд на ее ноги.
Она шагала, и свет на них смыкался и скрещивался.
– Нет, мы не против, хочешь спать – спи, пожалуйста. Мы никого не хотим заставлять. Но нам надо поддерживать какой-то режим, понимаешь.
– Да, это я понимаю.
Он и сам постукивал газетой по бедру. А теперь поднес ее к лицу.
– А чего ты с орхидеей разгуливаешь? – спросила она. – Конечно, город в таком состоянии, что это, наверно, разумно. И мы правда очень терпимые – у нас кто только не живет. Но…
– Мне подарили. – Он повернул газетную трубку.
«СЕРЬЕЗНЫЙ ДЕФИЦИТ»
Таблоид раскрылся у него в руках.
«ВОДЫ УГРОЖАЕТ»
Дата – вторник, 12 февраля 1995 года.
– А это еще что?
Она помрачнела:
– Тут мало кто смыслит в техобслуживании. И мы все ждем, что со дня на день наступит серьезный дефицит воды. Ты не представляешь, сколько израсходовали, пока пытались тушить пожары.
– Да нет, девяносто пятый год.
– А. Это – Калкинз. – На деревянном столе стояла коробка с консервами. – По-моему, поразительно, что у нас вообще есть газета. – Она села на скамейку и посмотрела на него выжидательно. – А даты – это он просто шутит.
– А. – Он сел рядом. – А палатки у вас есть? Хоть какое-то укрытие? – Но все думал: «Тысяча девятьсот девяносто пятый?»
– Мы в основном предпочитаем на воздухе. – Она огляделась, а он тем временем тщился почувствовать город за пределами этого лиственного грота в свете костра. – Конечно, Тэк… он обещал Джону простые чертежи. Для изб. Джон хочет, чтобы Тэк возглавил весь проект. Считает, Тэку это будет полезно. Тэк, знаешь, такой странный. Почему-то думает, что мы его не примем. Или мне кажется, что он так думает. У него в голове очень важная картинка: вот он такой весь из себя одиночка. Хочет отдать нам чертежи – он ведь инженер, знаешь, – и чтобы дальше мы сами. Но ценность ведь не просто в доме или там в лачуге, которые в результате построятся. Тут должен быть внутренний творческий порыв строителя. Согласен?