Дальше был ужас
Шрифт:
–Амын! Аллилуйя!
Начались лекции:
–Храни, Господи, всех служителей. Благослови начало и продолжение лекций, чтобы мы могли получить исцеление от ран прошлого. Аминь!
Прочли притчу о сеятеле в Евангелии от Марка.
–У каждого человека есть четыре типа земли, – лаял и харкался миссионер. – Первая почва, это обочина дороги, злое сердце. Второй тип – земля каменистая, когда люди обижаются, уходят из церкви. Третья, земля с колючками, это человек, наслаждающийся миром. И четвёртая почва – добрая.
Это – самое полезное в многословной, занудливой
–В моей правой руке – здоровье, в левой – благословенье! Я буду провозглашать, а вы будете повторять!
И зал послушно загудел:
–В правой… в левой…
Вот это и называется – НЛП.
–На этом мы хотели бы первую серию закончить! Я люблю вас и благословляю!
–Аминь! – грохнул зал.
В перерыве в рекреацию выставили блюда с золотой хурмой, чёрным виноградом, бананами и томатами. Хурма оказалась исключительно вкусной, и не вязала!
–В церкви вся еда – благословенная, – сказала на это Лиза.– Поэтому всегда вкусная.
Зазвонили к началу занятий, и на сцену снова вышло прославление.
Алеся уже освоилась и осмотрелась. Сзади – их пастор с женой, и седой худой мужчина.
–А сейчас мы послушаем людей, получивших исцеление от ран, полученных от отца, – объявил ведущий.
И вышла какая-то женщина, назвавшаяся Надеждой.
–А теперь перейдём к ранам, полученным от матери, – продолжал лаять и харкаться в микрофон через переводчика заезжий пастор. – Под влиянием грозной матери мы становимся грозой для своих детей. Сейчас я – успешный пастор. Больше дел возникло у меня от моей известности.
Сейчас мне пятьдесят три года, и у меня трое детей – двадцати двух, двадцати и девяти лет. А моя мама всё время меня била. Однажды, когда мне было девять лет, я приготовил ей рис и сказал: «Мама, хочешь покушать?» Помню, как я принёс и разложил складной столик. Она принялась было за еду, и отложила ложку: «Я не хочу есть». И тут мама вскочила и ударила меня по лицу четыре раза.
Когда я убирал этот столик, мне хотелось плакать. Разве это жизнь? И если это жизнь, то я хочу умереть. И я сказал: «Мама, я приготовил тебе ужин, за что ты меня избила?» Есть ли среди вас сыновья, получившие раны от матери? Просим вас поднять руку.
И на сцену вышел красивый молодой человек в джинсах и капюшончике, со светло-русой бородой, который сидел перед Лизой, рядом с Ваном. Он стал рассказывать что-то про свою озлобленную мать-одиночку, и плакал, как баба.
–Нужно, чтобы его мать попросила у него прощения, – заявил в конце «исповеди» пастор. – Для этого нам понадобится женщина сорока-пятидесяти лет.
И его выбор пал на какую-то сестру. «Капюшончика» звали Костей, он был из Москвы, из харизматической церкви, основанной и руководимой заезжим американцем.
–Вы будете его матерью и попросите у него прощения за все раны, что принесли ему в детстве. Повторяйте за мной: «Я – Сарра…»
–Я – Сарра, мать всего человечества, – послушно произнесла женщина. – Бог хочет, чтобы я была, как Сарра. Но я была страшной мамой для своего сына.
–Почему вы воспитывали в страхе своего сына?!!– вжился в роль карающего судьи пастор.– Почему вы были для него «страшной мамой»?!! Вы только треплетесь о любви! Разве Бог бьёт вас, дитя своё, за ваши грехи?!! Повторяйте за мной: «Ты, мой сыночек…»
–«…благословение для этого мира!»
И их заставили обняться. Зал утонул в аплодисментах, некоторые женщины плакали.
–А сейчас всех нас ждёт вкусный ужин! После него продолжим!
На этот раз питерские сели где-то отдельно, и их церковная группа воссоединилась. На левой скамье – Лариса, их пастор с супругой, на правой – пресвитер Миша, Лиза, Алеся и Анатолий, друг пастора. В металлической полусфере – картошка с мясом, в корзиночке – хлеб, идеально чистый чайник кипятку, и чайные пакетики в маленьком салатничке.
Где-то в середине ужина к ним подошла незнакомая толстая сестра:
–Извините, а у вас ничего не осталось? А то нам на всех не хватает…
И Лиза недовольно отдала ей остатки картошки.
–Ах, там же Маркович! Она меня всегда напрягает!
Дважды в год миссия библейских христиан проводила семинар семейного служения. С далёкого полуострова прилетали «учителя» – две пожилые семейные пары, и учили обращаться с мужем, детьми, а также сексу. В последний раз, летом, Лиза пригласила на конференцию семейного служения братьев и сестёр из других церквей. Приехала Лариса Петровна Маркович, безобразно толстая, бесформенная женщина, пастор Межцерковного молитвенного центра, ей же и учреждённого. Она надменно болтала без умолку, всем проповедовала правильное питание, – воду через столько-то времени, фрукты – только через полтора часа, а сама заталкивала в себя еду, над которой ещё не молились, и съела всё мясо с Алесиной тарелки! Эта конференция тоже была платной, по полторы тысячи с участника, но Алеся об этом не знала.
–В церкви всё благословенно, всё освящено! – восхищалась между тем Лариса, мало знакомая с импортированной «духовной» жизнью. – У меня и гастрит, и панкреатит был, а здесь ем всё, что нельзя, и ничего не болит!
–Аминь!
А в рекреации десерт – томаты, огурцы, бананы, конфеты. Звонок, и снова психологические пытки:
–А сейчас выйдете на сцену все те, кто был для своих детей страшной мамой!
И во всю кафедру растянулась шеренга женщин.
–Назовите имена своих детей и попросите у них прощения!
И все женщины очень уж вымученно и театрально плакали и причитали:
–Николай… Дмитрий… прости-и меня-а-а!
–А теперь поднимите руки те, кто хоть раз в жизни ощущал себя никчёмным человеком и думал о суициде. Выйдите, пожалуйста.
И таких набралось две шеренги, и Алеся тоже вышла.
–Пока мы ехали сюда, то видели из окон прекрасные пейзажи,– захаркался пастор. – Но самый прекрасный пейзаж – это мы. Самый прекрасный пейзаж – это вы. Приветствуйте друг друга: «Ты прекрасней, чем любой пейзаж мира!»
Конец ознакомительного фрагмента.