Дальше жизни
Шрифт:
Когда его единственный сын обзавелся женой и дочкой, профессор оставил ему свою большую профессорскую квартиру в центре города, а сам с женой переехал в небольшую «двушку» на улицу Лазурная. Его Наташа ушла в мир иной через несколько лет после переезда. А совсем недавно его сын, Олег Михайлович, уйдя из семьи, временно перебрался жить к отцу, пока его однокомнатная квартира достраивалась. Сорокавосьмилетний заслуженный артист местного театра попал под влияние своего критического возраста. Появилось непреодолимое желание
Колька, проходя мимо профессора, поздоровался. Старик оживился.
– Здравствуйте, сударь. Вы-то мне и нужны, – подвинувшись, он пригласил Николая присесть на лавочку. – Можно у вас проконсультироваться?
– Михалыч, так вы сами все знаете. Как я, безграмотный, могу давать консультации профессору? – Колька присел рядом и закурил.
– Я, Николаша, уже отстал от технического прогресса. Хочу своей внучке хороший телефон подарить, а мало что в них понимаю.
– Телефоны – это моя стихия, – улыбнулся Колька. – Проконсультирую, не сомневайтесь.
Из подъезда вышел сын Михал Михалыча в белоснежной рубашке и в темных модных очках.
– У меня репетиция, скорее всего, ночевать не приеду, – небрежно бросил он отцу и направился к машине.
– Здравствуйте, Олег Михайлович, – крикнул ему в след Колька.
Тот, не оборачиваясь, поднял руку и исчез в машине.
– Ну и важный он у вас. Артист, одним словом.
– Ох, Николаша, грустно мне смотреть на взрослого мужика, впадающего в подростковый период, – старик достал платок и вытер слезившиеся глаза. – Стыдно за него.
– Да ладно, профессор, с кем не бывает… Я у вас спросить хотел.
– Спрашивай, Николаша.
– Я нашел икону, но не пойму, кто на ней изображен. Поможете?
– Приноси, Коля, будем разбираться.
– Я сейчас, быстро, – и он скрылся в подъезде.
Глава 7
Николай летел вниз по лестнице, держа перед собой двумя руками икону. Тетка Сима закрывала дверь, напевая мелодию из своей молодости. Увидев несущегося Кольку с иконой, отпрянула в сторону.
– Ох, свят, свят, никак что-то случилось, – всплеснув руками, прошептала она. – Коль, что там у вас произошло?
– Не до тебя, теть Сим.
Услышав такой ответ, она встала, как вкопанная.
– Машка померла! Не выдержала проблем. Ох, горе-то какое…
Михал Михалыч сидел, умиротворенно глядя по сторонам. Солнце поднялось высоко, обдавая своей мощью и жаром.
– Ну и раскочегарилось не на шутку, еще чуток и дышать нечем будет, – сказал профессор приближающемуся Кольке. – И облака куда-то исчезли. Давай, Николаша, посмотрим, – он взял аккуратно икону.
– Так это же Николай Чудотворец!
– Мой тезка.
– Это ты его тезка, а не он твой. Великий святой Николай Чудотворец, вот и надпись, видишь в уголочке? – профессор обтер икону уголком своей рубашки. – Загрязнилась немножко.
Из подъезда выбежали тетка Сима и Люба из четырнадцатой квартиры. Сорокапятилетняя Любовь Всеволодовна выглядела довольно странно со сковородкой в руках, с бигудями на голове и босиком.
– Ох, горюшко-то какое, – заголосила она своим высоким музыкальным голосом.
Тетка Сима жалостливо спросила:
– Где она… В морге? – ее глаза «навыкате» выкатились еще больше, напоминая теннисные шарики.
– Кто в морге? – не понял Колька.
– Да мать твоя в морге.
Николай плюхнулся на скамейку, потеряв дар речи.
– Колюшка, о чем они? – растерявшийся профессор начал тщательно протирать свои очки, надеясь рассмотреть в них что-то для него непонятное.
Любовь Всеволодовна Мухина, музыкальный работник по части гармонии, явно не знала, куда пристроить свою сковородку с котлетами. Наконец, поставив ее на траву, заголосила:
– Мы с ней двадцать лет рука об руку, добрые люди… Как же так… Нет больше моей подруженьки.
На шум вышло еще несколько соседей. Начались вздохи, охи и слезы.
– Успокоились! – приказным тоном сказала тетка Сима. – Надо организовать похороны.
– Зинка-то знает? Ой, горе-то какое, ее ведь еще воспитывать надо. Девчонка совсем, – продолжала голосить Любовь Всеволодовна.
К собравшейся толпе присоединился Владимир Иванович, возвращавшийся из больницы от своей жены.
– Кого хороним? – с волнением спросил он.
– Маша померла, – утирая передником слезы, ответила Люба.
– Как? Я же это… Только что ее видел. Она за колхозным творогом в очереди стоит.
Образовалась тишина.
Николай ничего не слышал. Одна и та же мысль кружилась в голове: «нет мамки больше… нет мамки… как же мы теперь?»
– Коль, очнись, когда мать-то померла? – теребя его за плечи, спросила Галина Петровна из соседнего подъезда.
– Я… Я только сейчас узнал от тетки Симы, – онемевшим языком медленно вымолвил Колька.
Все посмотрели вопросительно на Симу. На ее круглом лоснящемся лице появилось удивление.
– Как от меня?
Она настолько растерялась, что не смогла сформулировать ни одной мысли по поводу своего умозаключения.
Все терпеливо ждали объяснения.
– Как от меня… Ты ж это… С иконой, весь взволнованный… Я ж икону-то увидела и… Так просто с иконами не бегают… Выставил ее вперед… Ох, Господи…
– Я икону Михал Михалычу нес, – слова, застрявшие где-то в грудной клетке, еле произносились.