Дама червей
Шрифт:
Даже не прикасаясь к ней. Кил почувствовал, как Рина разом застыла. Проклятие! Опять этот идиотский сарказм. Кил готов был хорошенько отделать себя. Ну откуда эта дурацкая бравада? Наверное, все дело в том, что он боится потерять ее. И шуточками вроде этой пытается скрыть свои истинные чувства.
Всего четыре дня как миновал критический момент и чума пошла на попятную. Рина принадлежала ему — но лишь в магии ночи. Пассажирам теперь снова разрешили беспрепятственно разгуливать по яхте, и дел у Кила и Рины было по горло. Так что виделись они лишь ночью, как любовники, и ни один, по сути,
Кил видел, что она все еще злится, потому что он отказался выслушать ее, хотя сам так и не отважился сказать ей, что опасения ее, возможно, небеспочвенны. Просто не хотелось пугать.
Тем более что с течением времени эти опасения выглядели все более абсурдными. Все шло хорошо. Через две недели их будут готовы принять на берегу, да и эти две недели — чистейшая перестраховка.
На борту вновь наступило оживление. Правда, в гостиной-госпитале еще оставались пациенты, но они уже не столько проходили лечение, сколько восстанавливали силы. Худшее явно осталось позади. Жизнь брала свое. Каждый день устраивались всевозможные увеселительные мероприятия, у их организаторов снова появилась работа, пусть даже режим несколько изменился: светская жизнь протекала почти исключительно на борту, разве что иные энтузиасты садились в лодку и отправлялись порыбачить.
Кил в то утро тоже уговорил Рину заняться подводной охотой. Они отплыли на некоторое расстояние от яхты и надели акваланги. Но вода была какая-то мутная, даже на глубине, так что из их затеи ничего не получилось. Путешественники быстро вернулись назад и лениво разлеглись на палубе, в носовой части судна, неподалеку от фок-мачты.
Произнеся свою сакраментальную фразу, Кил уловил легкое движение: Рина села, подтянула колени к животу и огляделась вокруг. А может, он разговаривал сам с собой? Во всяком случае, никакой реакции на его слова поначалу не последовало. Но потом Рина все же заговорила.
— Серьезное заявление, конгрессмен, — холодно заметила она. — Как-нибудь, когда вы сделаетесь президентом, я соберу у камина племянников и племянниц и расскажу им, как великий Кил Уэллен, не скрывая своих чувств, коленопреклоненно умолял меня стать его женой.
Разумеется, Рина ерничала, но ничего не могла с собой поделать — слова сами выговаривались. Нет, ну что все-таки ему от меня надо? — спрашивала она себя. В первый момент ей показалось, что он всего лишь насмехается. А может, всерьез? Но что значит всерьез? Возможно, это не она, а он никак не может отделаться от прошлого и, зная, что ему вовек не забыть Эллен, просто полагает, что она, Рина, будет ничем не хуже любой другой в роли хозяйки дома.
По спине снова пробежал тот самый знакомый холодок, после которого сгущается мгла, вырастает стена. Если он не шутит, то как ей вести себя? Она любит его, но эта любовь причиняет боль. Она все время боится потерять его. А ведь он к тому же наверняка захочет и детей…
— Я не шучу, Рина, — вновь послышался размеренный голос Кила, и, почувствовав прикосновение его пальцев к обнаженной спине, между бретельками купальника, Рина вздрогнула. — Как я уже и говорил, платить, сколько платит Доналд, я не могу, но, возможно, потерю в деньгах компенсирует образ жизни. В Вашингтоне есть чем заняться. Думаю, тебе понравится.
Рина вгляделась в его полузакрытые глаза. Ответом был лишь серебряный отблеск.
— Ясно. Хочешь заполучить хозяйку задешево и ради этого даже готов жениться?
Кил молча пожал плечами.
— Очень мило. Но повторяю свой вопрос: что я благодаря этому буду иметь?
— Дом и семью.
— Плевала я на то и на другое.
— Врешь.
Похоже, ей только показалось, что он лениво и безмятежно купается в солнечных лучах. Разлегся он действительно в непринужденной позе, но теперь она видела, как напряглись необыкновенно загорелые плечи, как покрылась бугорками стальных мышц спина. Он был похож на зверя, приготовившегося к прыжку.
— Я не…
— Врешь, врешь. И детей тебе хочется, и дом. Ты же рождена, чтобы быть женой и матерью. Просто трусишь.
— Пусть так, — огрызнулась Рина. — Считай меня трусихой, но имей в виду: детей у меня больше не будет. Никогда.
Кил так стремительно рванулся к ней, что, будь у нее хоть малейший шанс, она бы убежала. Не давая ей пошевелиться, он обхватил ее за талию и со стальным блеском в потемневших глазах грозно прошипел:
— Ах вот, значит, как? Странно, откуда такая уверенность, особенно после всех этих ночей, когда ты вроде не очень-то за собой следила. Разве что у кого-нибудь из наших гостей-эскулапов оказались с собой специальные медикаменты.
Рина почувствовала, что кровь так и отхлынула от лица. Она ведь действительно не предохранялась. Дура. Идиотка. Правда, у нее есть веские оправдания — чума, усталость, страх, потребность, чтобы кто-нибудь был рядом.
Да, оправдания хороши, но факт остается фактом. Вела она себя как страус, спрятавший голову в песок.
Рина закрыла глаза и попыталась взять себя в руки.
— Юмор ваш, конгрессмен, совершенно неуместен. Лично мне беспокоиться не о чем. Физиология есть физиология, а считать до десяти я умею.
— Как я погляжу, ты уверена в себе? — прищурился Кил.
— Разве я говорю непонятно?
— Ладно, давай рассуждать чисто гипотетически. Что, если… Если?
— Никаких если.
— Так не бывает.
— Знаешь что, иди-ка ты к черту. Я же сказала: детей у меня не будет.
— Что, аборт сделаешь?
Рина оторвала от него взгляд и посмотрела на море. Произнести «да» она не отважилась и просто кивнула. Неужели я обманываю себя, а заодно и его, подумала она? Или все так и будет? А может, я по-прежнему прячу голову в песок, уверяя себя, что все обойдется? Кажется, в счете она действительно не ошиблась.
Кил внезапно стиснул пальцами ее затылок и яростно прошептал прямо в ухо:
— Ну, если это мой ребенок, об аборте забудь.
От боли у Рины даже слезы на глазах выступили. Она попыталась высвободиться и хоть искоса посмотреть на него.
— Знаете что, конгрессмен, возвращайтесь-ка лучше в Вашингтон да загляните в законы… — начала она, но, почувствовав, что пальцы сжались еще сильнее, замолчала.
— Это, может быть, тот единственный случай, когда на законы мне наплевать, — воинственно заявил Кил.