Дама с единорогом
Шрифт:
Нет, Жанна не бросилась вон из комнаты, не стала истошно призывать смерть, а просто в недоумении смотрела на человека Норинстана.
Позвав Джуди, баронесса велела накормить посыльного, а сама медленно, не сознавая, что делает, отправилась совершать привычный дневной обход. Сегодня в него был включён ещё один пункт — крыша донжона. Лестница длинная, пока она поднимется наверх, сумеет всё обдумать.
— Убит, баннерета Леменора больше нет, — вертелось у неё в голове, когда она проходила по караульным
А потом были разговоры с новым управляющим о закупках на зиму, вопросы Элсбет об обеде, мелкие повседневные хозяйственные дела. И наконец тяжёлая дверь и гулкие ступени тёмной лестницы.
Поднявшись на верхнюю площадку донжона, Жанна прошла мимо башенки часового и остановилась у парапета. Отсюда, с высоты, были видны окрестности на много миль вокруг.
— Другая бы ушла в монастырь. Но зачем? — Мысли вяло текли в её голове. — Он мёртв, а ты молода. У тебя малолетний брат, замок, баронство, люди, которых поручил твоим заботам отец. Любовь живёт и умирает, а долг остаётся.
Баронесса отошла от парапета; по телу пробежали мурашки. Как же здесь всё-таки высоко!
Одна часть её существа говорила: «Уйди из мира, отмоли его грехи!», другая настойчиво возражала: «Не делай глупостей! Может, он давно разлюбил тебя. Да и любишь ли ты его настолько, чтобы стать невестой Христа?».
Победил здравый смысл. Жизнь она любила больше баннерета. Да и где он, баннерет? Время стирает и более стойкие образы.
Разбудив задремавшего часового, девушка отругала его и отправилась на кухню помогать Элсбет.
Джуди сидела на кухне и доедала остатки обеда, заботливо подогретые дородной румяной Элсбет. Огарок свечи из лярда почти догорел, и закопчённая кухня постепенно погружалась во тьму.
— Что, госпожа-то плачет? — Кухарка присела рядом со служанкой. — Не везёт ей, бедняжке!
— Да нет почти, — равнодушно ответила служанка.
— Сходила бы к ней, может, нужно чего.
— Потом схожу.
— Темно ведь.
— Госпожа темноты не боится. И потом, зачем я ей?
— Ну, — замялась кухарка, — подсобила бы чем.
— Чем? Рыдала бы с ней в три ручья? И потом, не так уж она убивается. У неё ведь, в отличие от некоторых, женихов не убивали.
— Ты о себе, что ли?
— О себе, горемычной. Не видать моей Рут отца!
— Почему? Не его ж убили, а его господина.
— Если баннерета к себе Бог прибрал, то и Метью тоже. Он ведь сеньора в беде не бросит. Может, и к лучшему, — вздохнула она.
— Как это к лучшему? — взвилась Элсбет. — Этак ты о своём женихе кручинишься!?
— Был жених — нет жениха, а я-то есть. У меня теперь двое детей, Элсбет, им отец нужен: на какие шиши мне их растить? Но не было бы счастья — да несчастье помогло. Раз уж так вышло, попытаюсь окрутить Оливера.
— Оливер, Оливер… — Кухарка нахмурила лоб. — Что-то я такого не знаю.
— Да это человек Норинстана. Я краем уха слыхала, будто он дворянских кровей. Если так, то лучшего отца моим деткам не найти. Да и мне о себе подумать надо.
— Вот, значит, какая ты, Джуди! А если Метью вернётся?
— Вернётся, так вернётся. Любовь, конечно, — штука важная, но уж больно пожить хорошо хочется. Да ладно тебе, Элсбет, все так делают!
— Женихов предают?
— Да никого я не предавала! Мы ж даже не сговорены были. У тебя, кажется, тушёные овощи были? Дай-ка их мне.
Целую неделю Жанна почти ничего не ела и по несколько часов проводила в молитве. Но постепенно молитвы становились всё короче, а приёмы пищи — всё длиннее.
Было позднее утро. Солнца не было, небо затянуло серыми клочьями облаков. Ожидали дождя — он так и не начался. Именно в такое утро Метью неожиданно воскрес, возникнув из рассказа одного бродячего торговца. Он столкнулся с оруженосцем Леменора в одном из кабачков, и тот попросил при случае передать привет невесте.
Несмотря на практический взгляд на жизнь, Джуди обрадовало это известие. Не удержавшись, она поспешила поделиться радостью с госпожой.
Жанна проверяла содержимое шкатулки с драгоценностями, когда к ней влетела раскрасневшаяся служанка.
— Госпожа, госпожа, — размахивая руками, взволнованно закричала она, — я получила весточку от Метью!
— Что ж, рада за тебя. — Баронесса захлопнула шкатулку и спрятала себе под юбки.
Джуди потупилась. Да, не следовало говорить об этом той, которая только что оплакала возлюбленного.
— И что твой Метью? Где он теперь? Не говорил, как… как погиб баннерет?
— Не знаю. Он ничего про это не передавала.
— Тот человек, который говорил с Метью, кто он? — оживилась Жанна и больно сжала её руку.
— Да не знаю я, госпожа! Какой-то мелкий торговец. Метью мне всего два слова передал: здоров, мол, и помню.
— А ему можно верить, этому торговцу?
— Кто ж его знает? — пожала плечами служанка.
— Он уже уехал?
— Да, госпожа.
— Жаль. Когда он видел твоего жениха?
— Он не говорил.
— Значит, тогда баннерет был ещё жив… Может быть, был жив.
— Госпожа…
— Чего тебе ещё, несносная? Вот возьму и выпорю тебя! Решила зло надо мной пошутить? — Баронесса дала ей оплеуху.
— И в мыслях не было! — Джуди потёрла щёку.
— Ступай, бездельница, и не надоедай мне глупой болтовнёй!
Когда служанка ушла, Жанна вытащила из-под юбок украшения и, разложив их на постели, задумалась над словами Джуди: