Дама с единорогом
Шрифт:
— И какой из него баннерет? — подумал Джеральд, входя в зал. — Совсем ведь сопляк!
В прочем, Уоршел намеревался радушно принять баннерета: через него можно было завязать знакомство с графом Вулвергемптонским, у которого подрастал племянник. Барону не давала покоя семьсот фунтов годового дохода этого юноши, грозившие возрасти в случае смерти сестры. Так как та не отличалась крепким здоровьем, а в последнее время кашляла кровью, кончина её была не за горами. Не за горами было и наследство от дядюшки — а это уже совсем другие деньги.
На память Джеральду
Баннерет, как младший по возрасту, первым сделал шаг навстречу и приветствовал хозяина. Уоршел сухо, но благосклонно принял его приветствия и предложил сесть; он даже приказал принести гостю хорошего вина. Это было не просто гостеприимство: ходили слухи, что Артура по протекции Оснея сделают помощником шерифа.
После вежливых расспросов о здоровье и видов на урожай, Леменор преступил к изложению главной цели своего приезда:
— Я бы хотел переговорить с Вами об одном важном деле. Оно касается Вашей дочери. — Подумав, он решил зайти издалека. — Я слышал, это прекрасная и достойного всяческого уважения девушка.
— Да, положа руку на сердце, дочь у меня уродилась красавицей, — довольно хмыкнул барон.
— Я слышал, она образована.
— В меру, знает отрывки из Священного писания, что есть, то есть. Но по мне это только помеха замужеству.
— Почему же?
— Кому же понравится жена, в голове которой полно латыни? — усмехнулся Джеральд.
И зачем он завёл разговор о дочери? Здесь что-то нечисто, ну да ладно. Он мальчишка, у него одни девчонки на уме. Пусть пока восхищается его дочерью, может, удастся повернуть разговор на юного Роданна.
— Думаю, все же найдется человек, который не побоится её чудачеств.
— Пожалуй. Я даю за ней неплохое приданое. Но с женихами сейчас плохо: эти бесконечные войны разорили многие семейства. К счастью, не все. Взять, к примеру, Вашего покровителя…
— Барон, — баннерет наконец решился, — я приехал просить руки Вашей дочери.
— Руки моей дочери? — удивился Уоршел. — Я не ослышался, сэр?
— Именно так. Я смиренно прошу у Вас руки Вашей дочери и надеюсь на Вашу благосклонность.
Поначалу он даже опешил. Чтобы его Жанна — и вдруг Жанна Леменор? Чтобы этот сопляк промотал ее приданое? Не для того он его наживал потом и кровью, растил, кормил и лелеял свою дочь, чтобы она досталась этому захудалому баннерету. Кто он — и кто Уоршел, чьи предки были баронами уже при норманнских завоевателях?
— Я вынужден Вам отказать, — сухо ответил он и пожалел, что приказал налить ему вина. — Сожалею, сэр.
Барон встал, чтобы проводить его, но баннерет вовсе не собирался уходить.
— У Вас ко мне еще какое-то дело?
— Нет. — От волнения Артур забыл о покупке зерна.
— Тогда милости прошу ко мне в другой раз.
— Я приехал просить руки Вашей дочери и не уеду,
Вот настырный мальчишка! Настырный и наглый, его надо поставит на место.
— Она Вашей женой не станет! — взорвался барон, позабыв обо всех своих упованиях. — Или Вы туги на ухо? Свадьба моей дочери должна соответствовать её происхождению; я хочу, чтобы о ней долго говорили.
— И что же? — с вызовом ответил Леменор. — Я твёрдо стою на ногах и не опозорю Вашу дочь в глазах гостей.
— Кто? Вы? У Вас и ста фунтов не будет — и Вы хотите жениться на Жанне? Да о Ваших предках и слыхом не слыхивали, когда мои возвели Уорш! Как я могу доверить такому человеку свою дочь?
— Повторяю, став моей супругой, Жанна ни в чём не будет нуждаться.
А старик оказался упрямее, чем он предполагал! Что ж, попробуем уломать его, а не получиться — найдётся чем припугнуть.
— Решили жить на мои денежки? Не выйдет, сэр!
— Мне не нужны Ваши деньги, — сквозь зубы процедил Артур, теряя терпение. — Кто знает, может, скоро я буду богаче Вас.
— И как же? — Разговор шёл уже на повышенных тонах. — Будете грабить на дорогах или обманывать королевских сборщиков податей, подсовывая им фальшивые монеты? По стопам батюшки пойдёте? Давно поговаривают, что Уилтор Леменор был нечист на руку. А Ваша служба? Я бы и дохлой мухи не поставил на то, что Вы долго продержитесь. А дальше уж под откос, по проторенной дорожке. Помниться, когда-то Ваш род прозябал в нищете, так что Вам не привыкать. Откуда пришли — туда и вернетесь.
Стоит показать быку красную тряпку — и его глаза наливаются кровью. Красной тряпкой для баннерета Леменора было всё, связанное с честью. Как, кто-то осмелился посягнуть на доброе имя его рода, облить грязью имя его покойного отца, который сделал так много для того, чтобы он, Артур, получил баннеретство и мог без стыда смотреть в глаза людям! И после этого Уилтор Леменор — презренный вор? Да, пусть порой он был нечист на руку, пусть баннерет не знал, чем он занимался до рождения своего младшего сына, то есть его, Артура, — но Уилтор Леменор был его отцом, поэтому никто не смел бросить даже тень сомнения на его доброе имя.
Леменор затрясся от бешенства и сжал кулаки. Нет, это уже слишком! Он готов был выслушивать все эти нелепые претензии высокомерного старика, но просто так, безмолвно, проглотить оскорбление родителя?
— Заберите свои слова обратно! — Артур бросил на Уоршела гневный, полный решимости взгляд. — Кто Вам позволил клеветать на отца в присутствии сына?! Мне следовало вызвать Вас на суд чести, но я уважаю старость. Извинитесь, и дело будет улажено.
— Щенок, — сквозь зубы процедил Джеральд, — он уже считает меня стариком! О, если бы я так опрометчиво не поссорился с тестем, то показал бы, чего стоит месть Уоршела. Он бы у меня не то, что службы, земли бы своей лишился! Как же в нём чувствуется порода отца — такая же гнилая душонка, — и вслух добавил: — Я не намерен извиняться перед Вами, слово рыцаря крепче камня. И дочь мою Вы не получите!