Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле

— Что я тебе скажу, Петрович, — Мормышкин повернулся к водителю, — непременно это Костька Свиридов у Санька твоего мотороллер увел. Этот Костька не раз за такими делами был замечен!

Петрович что-то невнятно пробормотал, и Мормышкин понял, что тот засыпает за рулем.

— Петрович! Эй, Петрович, ты чего? — Он повысил голос. — Эй, ты, остановись, а то ведь грохнемся!

— Да я в порядке… — ответил тот и встряхнулся. — Скоро уже приедем… Так что, ты, значит, определенно на Костьку думаешь?

— А на кого же еще? — авторитетно произнес Мормышкин. — Сам посуди, кто, если не он?

Этот аргумент произвел на Петровича сильное впечатление, и он снова замолчал.

Ночная дорога стремительно разматывалась, ложась под колеса. В свете фар вырисовывались придорожные кусты, редкие постройки, бесшумно мелькнула большая птица. В темноте знакомая дорога стала какой-то чужой, непривычной. Вдруг впереди показалось пятно яркого света, выросло, бросилось навстречу…

— Петрович, берегись! — вскрикнул Мормышкин, но было уже поздно: они почувствовали резкий удар, услышали грохот, звон разбитого стекла, скрежет рвущегося металла, машина вылетела на обочину и наконец остановилась.

Наступила глухая страшная тишина, нарушаемая каким-то странным повторяющимся звуком, как будто тихонько поскуливала собака.

— Что это было? — тихо, испуганно проговорил Петрович, повернувшись к спутнику.

— По-моему, ты кого-то сбил, — так же тихо ответил ему Мормышкин.

Он открыл дверцу, выбрался на дорогу, вгляделся в темноту.

Посреди шоссе лежал покореженный мотоцикл, а чуть в стороне от него — мотоциклист в кожаной куртке и без шлема. Мормышкин подошел к нему, наклонился. Под головой мотоциклиста расплывалось темное пятно, одна нога странно подергивалась, вторая вывернулась под каким-то неестественным углом. Из горла вырывалось то самое поскуливание, которое слышал Мормышкин. Он наклонился еще ниже, вгляделся в лицо жертвы и узнал ее.

— Толя? — проговорил испуганно. — Это, никак, ты? Толян, ты как — в порядке?

— Какое… там… в порядке… — с трудом выдохнул мотоциклист. — Помираю я…

— Да погоди помирать! — с фальшивым оптимизмом перебил его Мормышкин. — Сейчас мы с Петровичем тебя в больницу отвезем… Петрович! — окликнул Мормышкин приятеля. — Это же мы с тобой Толю Сыроежкина сбили!

— Ё-моё! — проговорил Петрович, обходя машину. — И крыло на фиг раскурочили…

— Послушай, чего скажу! — отчетливо проговорил мотоциклист. — Послушай!

— Ты это, погоди… сейчас мы в больницу…

— Да какая там больница… — прохрипел Толя.

Мормышкин нагнулся еще ниже, прижал ухо к самым губам пострадавшего. Тот зашептал, жарко, неровно дыша в ухо.

Чем дольше он говорил, тем страшнее становилось Мормышкину. То, что рассказывал ему Толя, казалось просто невозможным, невероятным. Теплая ночь сделалась зябкой, промозглой, как будто потянул ветер с Ледовитого океана.

— Ты это что? Ты это точно? — забормотал Мормышкин, когда Толя умолк. Но тот ничего не ответил. В горле у него заклокотало, Толя дернулся и затих.

— Ну, чего с ним? — проворчал, подходя, Петрович.

— Кажется, он… того… — отозвался Мормышкин, стащив с головы кепку. — Кажется, помер…

— А вот нечего по ночам на этом драндулете раскатывать! — обиженным голосом выговорил Петрович, и вдруг до него дошло. — Помер, говоришь? Как же так…

Телефон звонил как-то глухо, как из-под воды, поэтому Надежда услышала его с трудом и не сразу. В этот момент она балансировала на табуретке, ввинчивая лампочку в люстру. Не спешите жалеть Надежду Николаевну и кричать про горький удел одинокой женщины. Муж у Надежды был, причем очень хороший — умный, хозяйственный и непьющий. Сан Саныч принадлежал к тому достаточно редкому, можно сказать, уникальному виду мужчин, которые умеют работать не только головой, но и руками, так что, к примеру, заменить перегоревшую лампочку он мог во мгновение ока. Более того, ему не нужно было напоминать об этом две недели, он сам замечал в квартире весь мелкий непорядок и умел устранить его без напоминания.

Просто он очень много работал, чтобы создать для своей жены мало-мальски сносную жизнь, и Надежда Николаевна не хотела дергать его по пустякам.

Итак, Надежда услышала звонок и непроизвольно переступила ногами. Табуретка накренилась, люстра угрожающе закачалась, Надежда чудом не свалилась, а ловко спрыгнула вниз. От грохота проснулся кот Бейсик, отдыхавший на диване в подушках. Спросонья не разобравшись в ситуации, кот прижал уши и рванул прочь из комнаты, оставляя за собой клочки рыжей шерсти.

— Только что пропылесосила ковер! — вздохнула Надежда. — Бейсик, ты это нарочно…

Тут до нее снова дошел отдаленный звонок телефона, и Надежда побрела на звук.

Уже два года они с мужем жили не в ее однокомнатной квартирке, а в большой трехкомнатной, которая принадлежала Сан Санычу и его сыну. Сын, однако, со своей семьей — жена, внук Вовка и огромных размеров сенбернар Арчибальд — уже второй год пребывали в Канаде, работали там по контракту. Так что Надежда нежданно-негаданно оказалась хозяйкой квартиры. Незадолго до этого ее сократили с работы, так что волей-неволей пришлось Надежде Николаевне из инженера переквалифицироваться в домохозяйки. Может, кто-то и был бы доволен таким поворотом событий, но только не Надежда. Потому что хоть за без малого тридцать лет родной институт надоел ей до зубовного скрежета, все же там ее окружали в основном приличные интеллигентные люди, работа инженера предусматривает наличие каких-нито мозгов и знаний. Голова у Надежды Николаевны была занята делом, и теперь ей, голове, стало нечего делать.

Надежда Николаевна была женщиной общительной, и так случилось, что по странному стечению обстоятельств с ее многочисленными друзьями и знакомыми стали происходить разные криминальные истории. Причем что характерно, все знакомые и друзья Надежды были приличными людьми, однако то один, то другой попадали в неприятные и даже опасные ситуации. Не все обращались за помощью к Надежде, но у нее вошло в привычку помогать им выпутаться из беды путем расследования преступления. Как оказалось, это у нее неплохо получается. И все бы было хорошо и мило, если бы не мнение Сан Саныча.

Муж Надежды был человек справедливый и законопослушный.

Разумеется, он не считал, что расследованием преступлений должна заниматься милиция — им, мол, за это деньги платят, они — люди компетентные и тому подобное. Такое в наше время и пятилетний ребенок не подумает. Нет, Сан Саныч был только против того, чтобы его собственная жена влипала во всякие криминальные истории, поскольку считал, что это очень опасно. Он очень сердился, когда заставал Надежду за таким занятием, и хотя был человеком вежливым и неконфликтным, даже кричал на Надежду и топал ногами. И брал с нее честное слово, что она больше никогда не станет этим заниматься.