Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
— Я ничего об этом не знаю! — отчеканила Надежда. — Совершенно ничего не знаю!
— Ох, Надежда Николаевна, подумайте хорошенько! — Майор схватился за голову. — Должен вас предупредить, что если вы что-то знаете обо всех этих событиях и не сообщаете милиции — это серьезное преступление! За это полагается уголовное наказание!.. А уж если вы каким-то образом вольно или невольно участвовали в этих… происшествиях…
— Ничего не знаю! — повторила Надежда. — И вообще не могу понять, в чем вы меня обвиняете. Я в вашем городе совсем недавно, знакомых у меня
Майор отшатнулся от нее и немного побледнел.
— Что вы, Надежда Николаевна, — проговорил он примирительно. — Никаких обвинений я не выдвигаю. Я только прошу вас, убедительно прошу — если вы все же что-то об этом знаете, расскажите нам! Это будет лучше для вашей же собственной безопасности!
«А ведь он тоже меня боится! — неожиданно сообразила Надежда, вглядевшись в лицо майора. — Что же происходит в этом злополучном Козодоеве?»
Она поняла также, что человек майор, в общем, не вредный и наезжает на нее только потому, что его самого допекает вышестоящее начальство. И еще потому, что всех местных жителей знает хорошо, с кем-то учился в одной школе, с кем-то ловил рыбу или охотился, с кем-то связан родственными узами и никого из них не может обвинить в серьезных преступлениях, а ничего другого ему не остается…
— Обещаю, если что-то узнаю об этих событиях, — непременно вам расскажу! — проговорила Надежда, хотя вовсе не собиралась этого делать. — Обещаю, что вы узнаете обо всем самым первым!
— Очень на это надеюсь! — ответил майор и наконец разрешил ей покинуть кабинет.
Надежда вышла в коридор и наткнулась на знакомое лицо. Лопоухий молодой человек летел навстречу, не глядя по сторонам.
— Пифагор Ипполитович! — окликнула Надежда. — Не проходите мимо!
— Ох! — Он остановился так резко, что слетели очки. Эксперт, однако, сумел их поймать на лету, видно, уже натренировался.
— Здравствуйте, Надежда Николаевна, простите, не узнал, забегался совсем. Как поживаете?
— Да вот, — Надежда вздохнула, — опять меня вызвали… Никак не отпускают, а так уехать хочется…
— Да… — неопределенно протянул эксперт.
— Знаю, что говорить не можете, — продолжала Надежда, — да и не спрашиваю вас про свое дело.
— Ну и ладно! — Дроздовский улыбнулся, отчего стал похож на мальчишку. — У меня и самого ничего хорошего. Правда, гипотеза ваша насчет того, что ударили жертву ДТП Сыроежкина не на дороге, а раньше, почти подтвердилась.
— Да ну? — заинтересовалась Надежда. — И каким же образом?
— Я тщательно исследовал рану и нашел там следы краски!
— Краски? — изумилась Надежда.
— Ну да, розовой краски, какой стены красят! — возбужденно зашептал эксперт, очевидно, коллеги его не принимали всерьез, и он жаждал поделиться своим открытием хотя бы с Надеждой. — Понимаете, я все осмотрел! На дороге, ясное дело, краски не было. Я даже машину всю облазил — никаких следов. Стало быть, его ударили чем-то вымазанным в розовой краске, и там этот предмет и остался, причем краска довольно свежая. Значит…
— Значит, если найти место, где недавно использовали эту розовую краску, можно выйти на убийцу! — завершила Надежда горячую речь эксперта.
— Дроздовский! — крикнула выглянувшая из кабинета рыжая крепкая женщина в форме. — Я уж сорок минут твое заключение жду!
— Иду! — И эксперт рванул от Надежды, не успев проститься.
— Чего-то не нравится мне тут, — пропыхтел здоровенный бородатый детина, выглянув в щелку в двери сарая. — Чего-то мне тут стремно! Может, свалим отсюда, пока не поздно?
— Стремно ему! — огрызнулся тощий подвижный человек с острой крысиной мордочкой. — Упустили Мормыля с той теткой, так придется теперь отдуваться! А то сам знаешь, что будет!
— А что? — спросил бородатый, хлопая круглыми глазами.
— «А что»! — передразнил его приятель. — Ты, Макарий, совсем того… не соображаешь!
— Ты мне так не говори, Сардина! — запыхтел бородач и схватил напарника за грудь. — Я этого не люблю! Я, может, получше некоторых соображаю!
— Соображаешь, соображаешь! — прошипел тощий. — Ты руки-то убери, ненароком задушишь!
Бородач отпустил напарника и пропыхтел:
— Мне, это, в ларек надо! У нас там сколько одной свинины пропадает и говядины…
— Ну сам посуди, Макарий, — терпеливо ответил ему тощий, — нам теперь на рынок возвращаться никак нельзя, ларек наш засвечен…
— Как это — засвечен?
— Засвечен — значит, нельзя больше туда приходить!
— И баранины…
— Да забудь ты про свою баранину! Нас там эта тетка видела. Значит, пока с ней не разберемся, ничего не попишешь…
— А может, Сардина, заляжем на дно да переждем, пока все не устаканится?
— Ну вот, хоть немножко соображать начал! Переждать — оно, конечно, хорошо, только для этого деньги нужны, а где их взять?
— Мясо продать…
— Да забудь ты про свое мясо! Пока мы его продадим, нас менты за шкирятник зацепят…
— А тогда я к Антонине подамся… Антонина, она меня завсегда примет! Пересижу у нее, пока все не образуется…
— Да нужен ты Антонине без денег!
— Да ты что?! — Макарий побагровел. — Антонина, она завсегда меня примет!.. Она не из-за денег, она меня как человека… у нее ко мне это… как его… чувство!
— Забудь про свою Антонину! — оборвал его тощий. — У Антонины тебя тоже менты караулят!
— А чего же делать-то? — пригорюнился Макарий. — Где же денег взять? Мясо, ты говоришь, продать нельзя…
— Денег нам сам знаешь кто даст. И спрячет нас. У него и места хорошие есть, и денег много. А только он нам не поможет, пока мы не найдем Мормыля. А про Мормыля та тетка знает. Они вместе с Мормылем от нас убежали… так что, Макарий, хочешь не хочешь, а надо нам здесь ее караулить!
Сардина осторожно отодвинул напарника от двери сарая и выглянул на улицу.