Дамочка с фантазией
Шрифт:
Валентина вылетела из лифта и нажала на кнопку звонка. На всякий случай принялась шарить в сумке, отыскивая ключ. Правильно поступила: дверь никто не отворял. Отперла ее сама и еще с порога оценила ситуацию: на вешалке, загроможденной пальто и плащами (убрать ненужные в сезон вещи у Валентины никогда руки не доходили, а домашним было на это глубоко плевать), нет мужниной и дочкиной дубленок – значит, и дома никого нет. Ну, Залесский на работе, это понятно, а дочка где бегает? Валентина влетела в квартиру, стащила пальто, сапоги, схватила с трюмо щетку, не глядя, провела по голове и, отметив краем глаза приколотую к обоям записку: «Мама и папа, я пошла в кино с Ирой Ивашкиной. Аня», – ринулась в ванную.
Вкус водки в сочетании со столовским винегретом, перенасыщенным луком, вот уже добрых полчаса мучил ее ужасно. Почистила зубы, прополоскала рот, потом подумала – и почистила зубы еще раз. Стало легче, правда, все еще голова болела, ладно, ничего, пара таблеток цитрамона – и все будет в порядке.
По-хорошему, пить не следовало, но ведь все это было на станции, среди своих. Никак не откажешься. Пришлось и выпить, и закусить, и киселя глотнуть. Святое дело! Потом Геня Павловна и другие все не хотели Валентину отпускать, жаждали поговорить, но, на ее счастье, пошли вызовы один за другим, врачи стали разъезжаться, и она воспользовалась случаем сбежать, хотя это нехорошо было, конечно. А все из-за Долохова! Валентине очень не хотелось уходить, она так разнежилась в компании бывших подружек, хотя повод для сборища был, конечно, ужасный. Она даже не дослушала эту жуткую историю про убийство Алеши Хромова. Про то, что его несколько дней подряд спрашивал какой-то человек – якобы корреспондент газеты, который хотел про Хромова статью написать как про бывшего «афганца». И наконец он дозвонился до Алеши, встретился с ним – а потом парня обнаружили мертвым у крыльца. И не понять, то ли корреспондент его застрелил, то ли кто другой.
Милиция, конечно, всех расспрашивала про этого загадочного журналиста, однако никто и в глаза его не видел, а из какой он конкретно газеты, припомнить никто не мог. То ли из «Губернских ведомостей», то ли, может, из чего-нибудь «Нижегородского» – «Рабочего» ли, «Вестей», «Новостей»… Совершенно непонятная история. Необъяснимая!
«Какая мрачная у меня стала жизнь! – подумала Валентина, с привычной – врачебной – тщательностью вытирая руки. – Сплошные непонятности, похороны, убийства…»
Мрачная жизнь! Ну, тут она хватила через край. Ведь если посчитать, эта «мрачная жизнь» длится всего каких-то два дня…
Стоп. Не два дня. Сутки, даже меньше суток! С той минуты, как они вместе с Людой Головиной упали на ледяной бруствер на подходе к Московскому шоссе. Это было вчера около семи вечера. Сейчас около трех дня. Прошло двадцать часов. А за это время… Бог ты мой! Сколько всего понаслучалось за это время! И, главное, катит оно и катит без передышки. Лечь бы поспать хоть на часок, забыться. Но нельзя. Надо идти исполнять долг перед Долоховым – караулить эту, как ее там. Но, может, повезет? Может, она все еще дрыхнет – и тогда Валентине тоже удастся покемарить где-нибудь поблизости: сторожко, вполглаза, а все же удастся?
Она накинула на плечи большой оренбургский платок, старый, довольно-таки облезлый, но божественно-теплый – с недосыпа ее здорово знобило, – потом, написав красным фломастером поперек Аниной записки: «Я у Долохова, позвони, когда придешь!», взяла соседские ключи, оставленные мужем на условленном месте, и пошла на шестой этаж. Когда спускалась, с улицы донесся вой пожарной сирены. Валентине почудилось, что он раздается как-то уж совсем близко, она даже на всякий случай приостановилась, повела носом, однако все было нормально, пахло, как обычно, мусоропроводом и кошками.
Замок у Долохова был такой хитрющий, что Валентине пришлось сперва постоять около двери и мысленно сосредоточиться, вспоминая порядок действий. Главное, первая дверь (вход в квартиру преграждали две) была с виду самая обыкновенная, как бы с гаражным замком, который даже люди косорукие способны открыть простой отверткой. На самом деле этот замок был вовсе не гаражный, причем тут таилась еще одна хитрость, под декоративной планочкой. Но это все были семечки по сравнению со второй дверью, где стояли аж два электронных кодовых замка и магнитная присоска к косяку, чтобы не было ни малого зазора. Дивное сооружение человеческой хитрости, конечно, и именно эта система замков укрепила в Валентине уверенность, что их сосед и приятель – не просто тщательно оберегающий свое имущество и неприкосновенность жилища плейбой, каким он старательно хочет казаться, а человек загадочный, занимающийся делами не просто непонятными, но где-то даже и опасными.
Должным образом сосредоточившись, она справилась с запорами и вошла в квартиру.
Тишина. Покой. Порядок. Привычно вздохнув по поводу долоховской аккуратности – все демисезонные и летние вещи он в положенное время с вешалки убирал в ниши и шкафы, отчего сейчас в маленькой прихожей было вполне просторно, – заглянула в комнату.
Странно… Сколько она помнила, они с Валентином свалили «добычу» вот на этот диван. Куртку с незнакомки сняли, повесили на спинку стула, сапоги стащили, поставили в сторонке. Теперь нет ни куртки, ни сапог, ни того, что лежало на диване. В смысле, той, что там лежала.
Может быть, Валентин перенес долоховскую барышню в спальню? А зачем?
Вопрос, конечно, интересный… Не говоря уже о том, что Залесский давным-давно и родную-то жену на руках не носит, поскольку отнюдь не отличается богатырской силой. Это вам не Долохов, который холит и лелеет свои мускулы на тренажерах…
Спальня тоже была пуста. Ни на роскошной двуспальной кровати (напоминание о давно забытом мимолетном долоховском браке), ни еще где-либо спящей особы не оказалось. Впрочем, и не спящей тоже.
Через несколько мгновений Валентина убедилась, что ее нет вообще нигде: ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете, ни в нише и ни в одном из шкафов-купе, куда Валентина тоже не поленилась заглянуть.
Она вернулась в гостиную и недоуменно уставилась на кипу старых газет, сложенных перед окном на полу. Поверх стопы лежала коробка спичек. Тут же стоял таз с водой и лежало скомканное полотенце.
«Кто-то окно хотел мыть, что ли? – тупо подумала Валентина. – Полотенцем мыть, газетами вытирать? Но вроде бы далеко еще до Пасхи. А спички вообще зачем?»
Она как раз стояла посреди гостиной, пытаясь осмыслить случившееся, как вдруг раздался звонок в дверь. Потом еще, и еще, и еще…
«Долохов вернулся!» – с облегчением подумала Валентина и полетела в прихожую. Она была настолько убеждена в верности своей догадки, что даже не включила камеру обзора, заменяющую «глазок», прижала пластину ключа к одному замку, ко второму, рванула дверь на себя – и остолбенела, увидав перед собой огромную – ей даже показалось, что нечеловеческую в своей огромности! – фигуру некоего существа, облаченного в асбест, брезент и сверкающий металл.