Дамы из Грейс-Адье и другие истории
Шрифт:
Стоит ли удивляться, что, подавая жаркое, миссис Памфри с грохотом опустила блюдо на стол.
При этом почтенная дама одарила герцога взглядом, в котором читалось все, что она о нем думала. Это привело Веллингтона в ярость, и в сердцах он засунул ножницы в карман (без сомнения, утром перед отъездом намереваясь вернуть имущество хозяйке).
В тот же вечер в гостиницу прибыл бедный священник по имени Даземур. Поначалу мистер Памфри сослался на отсутствие свободных комнат, однако, увидев, что священник путешествует верхом, решил, что нашел способ досадить своему сиятельному постояльцу. Мистер Памфри велел конюху Джону
— А герцогскую лошадь куда девать? — удивился Джон.
— Ах, герцогскую, — язвительно отвечал мистер Памфри, — пусть себе пасется с козами. За дорогой есть превосходная лужайка.
На следующее утро, проснувшись и выглянув в окно, герцог увидел своего любимого коня Копенгагена [13] мирно пасущимся на большой зеленой лужайке. После завтрака Веллингтон решил спуститься вниз и угостить любимца белым хлебом. У лужайки маячили двое поселян с дубинками в руках. Один из них обратился к герцогу, но тот пропустил его слова мимо ушей (наверняка какой-то вздор), к тому же в это мгновение в дальнем углу луга Копенгаген промелькнул между деревьями и пропал из виду. Оглянувшись, герцог увидел, что один из местных поднял дубинку, словно собирался его ударить!
13
Копенгаген — жеребец чистокровной английской верховой породы, был куплен Веллингтоном в Испании у сэра Чарльза Стюарта. Был широко известен своим легко возбудимым нравом и привычкой лягаться. Самый великий день в жизни коня и его хозяина выпал на 18 июня 1815 года — день битвы при Ватерлоо, когда герцог провел в седле пятнадцать часов. Прожил Копенгаген двадцать восемь лет и был похоронен с воинскими почестями в поместье Веллингтона в графстве Хемпшир.
Веллингтон изумленно уставился на смельчака.
Человек с дубинкой медлил, словно спрашивал себя, неужто он действительно отважился поднять руку на спасителя Европы и кумира нации, каковым без сомнений являлся герцог Веллингтон? Мгновенного промедления оказалось достаточно, чтобы герцог, не долго думая, устремился прямиком в Страну Фей на поиски дорогого сердцу Копенгагена.
За деревьями герцог обнаружил белую тропинку, которая вилась меж круглых приземистых холмов. На холмах росли древние дубы и ясени. Плющ, шиповник и жимолость так заплели стволы, что деревья казались сплошной массой зелени.
Пройдя около мили, герцог оказался перед каменным домом. Здание окружал глубокий ров.
Мостик, перекинутый через ров, зарос мхом, и казалось, будто он сложен из зеленых бархатных подушек. Черепичную крышу поддерживали щербатые каменные великаны, сгорбленные под тяжестью своей ноши. Решив, что кто-нибудь из обитателей дома мог видеть Копенгагена, герцог подошел к дверям и постучался. Немного погодя, он начал заглядывать поочередно во все окна. Комнаты были пусты. Солнечные лучи тянулись вдоль пыльных полов. В одной из комнат лежал гнутый оловянный кубок — казалось, что это единственный предмет обихода, завалявшийся в доме, но тут герцог заглянул в последнее окно.
На деревянной скамейке спиной к окну сидела, склонясь над
— Скажи-ка, милая, — начал герцог, облокотившись о раму открытого окна — не видала ли ты моего коня?
— Нет, — отвечала молодая дама, не отрываясь от работы.
— Ох, — опечалился герцог, — бедный Копенгаген! Он был со мной при Ватерлоо, жаль потерять такого друга. Надеюсь, тот, кому он достанется, будет ему добрым хозяином.
Последовало молчание, в продолжение коего герцог разглядывал белоснежную шейку юной прелестницы.
— Позволишь ли зайти и поговорить с тобой, милая?
— Дело ваше, — последовал ответ.
Войдя в комнату, герцог обнаружил, что вблизи юная дама еще краше, чем обещал беглый взгляд.
— Славное местечко, — заметил герцог, — только, пожалуй, несколько уединенное. Если не возражаешь, я задержусь здесь на часок-другой.
— Не возражаю, — отвечала дама, — если обещаете не мешать мне.
— Для кого ты вышиваешь такое громадное полотно, милая?
Как тонко она улыбнулась!
— Для вас, для кого ж еще!
Герцог удивился.
— Могу ли я взглянуть?
— Извольте, — отвечала прелестная вышивальщица.
Герцог склонился над плечом дамы. На полотне были искусно вышиты тысячи картин, одни показались ему весьма необычными, другие — удивительно знакомыми.
Три вышивки привлекли внимание герцога. Гнедой конь, очень похожий на Копенгагена, скакал по лугу в сторону от деревни Застенье; сам герцог шагал по белой тропинке между округлыми зелеными холмами; и вот он снова — разглядывает картину через плечо вышивальщицы. Работа поражала точностью деталей — даже клетка с печальной птицей висела на месте!
Тут большая полосатая крыса вылезла из-под обшивки стены и начала грызть уголок полотна, где была вышита клетка. Удивительно — как только крыса прогрызла стежки, клетка и вправду исчезла! С радостным пением птица упорхнула в окно.
«Признаться, все это довольно странно, — подумал герцог, — однако вряд ли она могла вышить картины после моего прихода. Должно быть, сия юная особа изображает то, что затем происходит на самом деле, а значит, всем ее фантазиям суждено сбыться! Посмотрим, что там дальше».
Герцог снова вгляделся в полотно.
На следующей картине к дому приближался рыцарь в серебряных доспехах. Герцог и рыцарь вступали в жестокий спор, а на последней картине (которую дама как раз завершала) рыцарь вонзал свой меч в грудь Веллингтона.
— Нечестно! — возмутился герцог. — У него меч, копье и кинжал, а еще эта шипастая штуковина на цепи! А я совсем безоружен!
Молодая дама только равнодушно пожала плечами.
— Не могла бы ты вышить мне хотя бы маленький меч? Или пистолет? — взмолился герцог.
— Нет, — отвечала вышивальщица. Закончив работу, она закрепила последнюю нить крепким узелком, встала и вышла из комнаты.
Герцог выглянул из окна и заметил за выступом холма блики, отбрасываемые серебряными доспехами. Алое перо на шлеме рыцаря пламенело в лучах солнца.