Дамы из Грейс-Адье и другие истории
Шрифт:
Герцог обшарил дом в поисках оружия, но не нашел ничего, кроме гнутого оловянного кубка. Пришлось возвращаться в комнату с пустыми реками.
Внезапно в голову герцогу пришла необычная идея.
— Придумал! Не буду с ним ссориться — тогда обойдется без драки. — Взгляд Веллингтона упал на вышивку. — Нет, что за самодовольное выражение! Разве можно устоять и не вступить в спор с эдаким болваном!
Герцог задумчиво сунул руку в карман и внезапно ощутил прикосновение чего-то холодного и металлического. Ножницы миссис Памфри!
— Слава богу, хоть какое-то оружие! Но как его использовать? Вряд ли рыцарь станет любезно дожидаться, пока я воткну острие в щель доспехов.
Тем временем всадник пересекал поросший мхом мост. Стучали копыта, клацали доспехи. В окне мелькал алый плюмаж!
— Как же я сразу не догадался! — вскричал герцог. — Ссора
Он вынул ножницы миссис Памфри и принялся распарывать стежки на картине, изображавшей, как рыцарь приближается к дому, ссору, собственную гибель. Закончив, герцог выглянул в окно — никаких следов рыцаря.
— Превосходно! — вскричал он. — Продолжим!
Полностью сосредоточившись на работе, что-то бормоча под нос и постоянно прокалывая пальцы, герцог добавил к изысканной вышивке молодой дамы громадные уродливые стежки. Первая картина изображала весьма условную фигуру человека (сам герцог, выходящий из дома), вторая живописала воссоединение с потерянным конем (Копенгаген, вышитый в примитивной манере), а третья — благополучное возвращение сквозь брешь в стене.
Герцог хотел изобразить, как на деревню обрушиваются леденящие кровь бедствия. Он даже начал подбирать тревожно-красные и опасно-оранжевые шелка, но спустя некоторое время вынужден был признать, что ему не хватит мастерства.
Герцог надел шляпу и вышел из дома. Снаружи он увидел Копенгагена — именно в том месте, где уродливые неумелые стежки поместили его на полотне; воссоединение коня и хозяина было поистине радостным. Герцог оседлал Копенгагена и вернулся в деревню.
Впоследствии Веллингтон считал, что недолгое пребывание в доме, опоясанном рвом, не причинило ему вреда. Ему довелось быть дипломатом и политиком, и даже премьер-министром Великобритании, но с годами в голову герцогу все чаще приходила мысль о тщетности его трудов. Однажды Веллингтон заметил миссис Арботнот [14] (своему близкому другу): «На полях сражении я был господином своей судьбы, а теперь вынужден подлаживаться ко всем. Я столько раз шел на компромиссы, что в политике считаю себя условной фигурой, жалким подобием человека!»
14
Харриет Арботнот, урожденная Фейн, (1793–1834) прославилась своими особенно дружескими отношениями с Артуром Уэлсли, первым герцогом Веллингтоном. Близкая дружба связывала Веллингтона и с ее мужем — членом палаты общин Достопочтенным Чарльзом Арботнотом. Рьяная сторонница тори, хозяйка политического салона. Летом 1834 года внезапно умирает от холеры. После смерти жены Чарльз Арботнот до конца жизни делил кров с Веллингтоном.
Миссис Арботнот удивилась, отчего так внезапно побледнел и встревожился герцог.
Мистер Симонелли, или эльф-вдовец
Дом священника прихода Всех Надежд, Дербишир
Миссис Газеркоул, декабря 29, 1811 года
Мадам!
Я не собираюсь испытывать ваше терпение, повторяя те доводы, коими пытался убедить Вас в своей невиновности. Покидая Вас сегодня днем, я утверждал, что в моих руках находится письменное свидетельство, каковое избавит меня от обвинений, которые Вы обрушили на мою голову. Исполняя обещание, прикладываю к письму дневник. Если, листая эти страницы, Вы решите, что, рисуя Ваш портрет, я был недостаточно почтителен или само изображение окажется не слишком лестным, не забывайте, что дневник никогда не предназначался для чужих глаз. Больше Вы не услышите от меня ни единой мольбы мадам. Если сочтете нужным, напишите епископу. Не смею препятствовать Вам ни в чем. Однако одно обвинение я должен отвергнуть — то, что не оказывал должного уважения членам Вашей семьи. Именно живейшее беспокойство о благополучии Вашего семейства и стало причиной моего теперешнего двусмысленного положения.
Остаюсь, мадам, Вашим покорнейшим и преданнейшим слугой.
Преподобный Алессандро Симонелли
Августа 10, 1811 года, колледж Корпус-Кристи, Кембридж
Все больше склоняюсь к мысли, что должен жениться. Нет денег, нет видов на устройство карьеры, влиятельных друзей тоже нет. Мое необычное смазливое лицо — самое
Августа 11, 1811 года
Сегодня утром ко мне в комнату, улыбаясь, вошел доктор Протеро.
«А ведь вы не ждали меня, мистер Симонелли, — заявил он. — Мы с вами не столь близки, чтобы запросто наносить визиты друг дружке»
Не спорю, но кто в том виноват? Протеро — представитель худшего сословия кембриджских преподавателей. Любит лошадей и охоту больше, чем книги и науки. С тех пор как стал профессором, не прочел ни единой лекции, хотя фонд колледжа обязал его исполнять эту повинность каждую вторую неделю семестра. Однажды в одиночку съел пять жареных макрелей (отчего едва не отправился на тот свет) почти всегда пьян по утрам и всегда по вечерам частенько клюет носом прямо в кресле, поэтому весь жилет заляпан вином. Надеюсь, что мое мнение о Протеро ни для кого не секрет. И пусть моя честность уже не раз служила мне дурную службу, не стану скрывать, что мне удалось кое в чем ему навредить.
«У меня для вас добрая весть, мистер Симонелли, — продолжил Протеро. — С вас стаканчик вина! Как только услышите, что за превосходные новости я вам принес, тут же предложите мне выпивку!»
Словно старая уродливая черепаха, Протеро завертел головой по сторонам, высматривая бутылку, однако в поисках не преуспел, посему продолжил: «Семейство из Дербишира (старинные приятели, сами понимаете) просило меня найти какого-нибудь ученого джентльмена на место приходского священника. Я тут же подумал о вас, мистер Симонелли! Обязанности священнослужителя в этом крае совершенно необременительны. А уж здоровую атмосферу и восхитительный деревенский воздух вы и сами сумеете оценить по достоинству, когда я скажу вам, что предыдущий священник мистер Уитмор скончался в возрасте девяноста трех лет. Отнюдь не ученый, но славный малый, добряк, прихожане его обожали. Ну же, соглашайтесь мистер Симонелли! Если вам не в тягость владеть собственным домом с огородом, плодовым садиком и хозяйством, я сегодня же отпишу Газеркоулам, что вы согласны, и тем самым избавлю их от мук ожидания!»
Тем не менее, в то утро его настойчивость не принесла плодов, ибо я отказался дать ответ немедленно. Я понимал, чего Протеро так хлопочет. У него есть племянник, которого он прочит на мое место в Корпус-Кристи. Однако отказываться от подобной возможности только ради того, чтобы досадить Протеро, кажется мне непростительной глупостью.
Итак, я должен выбирать: женитьба или приход?
Сентября 9, 1811 года
Сегодня рукоположен в сан священника англиканской церкви. Не сомневаюсь, что моя скромность, усердие и удивительная кротость как нельзя лучше подходят для этого призвания.
Сентября 15, 1811 год. Гостиница «Георг».
Почтовой каретой добрался до Дерби. Ехал снаружи, что обошлось мне в десять шиллингов шесть пенсов, однако из-за дождя беспокоился за сохранность книг и бумаг. Комната в «Георге» пахла не так плохо, как зачастую бывает в гостиницах. Ужинал жареными вальдшнепами, фрикасе из репы и яблоками в тесте. Превосходно, но отнюдь не дешево — посему остался недоволен.
Сентября 16, 1811 года
Первое впечатление не слишком благоприятно. Под дождем окрестности прихода Всех Надежд выглядят дикими и почти необитаемыми. Крутые поросшие лесом лощины, бурлящие потоки. Голые скальные выступы чередуются с засохшими дубами и тоскливыми вересковыми пустошами. Впрочем, должен признать, ландшафт весьма живописен, и вполне подошел бы для романа, однако мне, избравшему этот край для обитания, местность вопиет лишь об одиноком прозябании и скудном обществе, состоящем из неотесанных невежд. За два часа мне попался единственный след человеческого обитания — мрачный фермерский дом с потемневшими от дождя стенами, окруженный угрюмыми промокшими деревьями.