Дамы убивают кавалеров
Шрифт:
– Даша, не возбуждайся, – строго велела Катерина.
– «Мечта», – подвел итог я. – Кроме этого слова или названия, у нас ничего нет. Если мы, конечно, правильно Леню поняли. Но что это может быть за «Мечта»?
– Парикмахерская, – сказала Катя. – Салон красоты. Солярий. Шейпинг-зал…
Даша вскочила, унеслась в комнату, а через минуту вернулась с толстенным справочником «Желтые страницы – Москва». Торопясь, открыла в нужном месте, и…
– Автосервис «Мечта», шиномонтаж «Мечта», – разочарованно проговорила она, водя пальцем по строчкам, – магазины «Мечта» – один, второй, третий, четвертый… Четыре магазина «Мечта»! Универмаг. Два кафе. Одно-кафе-столовая.
– Пятнадцать «Мечт». Или «Мечтов», – попробовал пошутить я.
– «Мечтаний», – машинально поправила Катя.
– Ну, и что это все нам дает? – спросила Даша. Она опять выглядела печальной. Вот-вот заплачет.
– Ничего, – подвел итог я. – Пока – ничего. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.
После сумасшедшей, почти бессонной ночи, последовавшей за похищением Ленчика, после бесплодных утренних попыток отгадать, где находится юноша, Катя вдруг ощутила дикую усталость. Во всем теле ломота. Глаза как песком присыпанные. Но при этом организм по-прежнему заставлял ее: действовать! Адреналин, выделявшийся в кровь, понуждал Катю что-то делать. Куда-то бежать. Что-то предпринимать. Но… Куда – бежать? И что – предпринимать? Что она может? Решительно непонятно…
Они втроем, Катя, Павел и Даша, как позавтракали, так и сидели у Даши на кухне. Попытки разгадать, где находится Ленчик, понять его зашифрованные намеки, окончились ничем. Бесплодные поиски оставили после себя досаду и усталость. Две сестры и Паша тягостно молчали.
Вдруг Павел, ни на кого не глядя, спросил:
– Ну-ка, девочки, давайте колитесь: что вы за игры затеяли?
И тяжело посмотрел прямо в переносицу Кате.
Катя никогда не умела сопротивляться такому взгляду Павла – когда он смотрел на нее исподлобья, хмуро, словно не на родного человека, а на подследственную.
– А что такого мы затеяли? – делано удивилась она. От того, что вопрос Павла прозвучал неожиданно, ее недоумение вышло наигранным. Его, наверное, мог заметить любой. И Паша, похоже, заметил.
– Давай рассказывай, рассказывай, – ласково проворчал он. – Вдруг мы делаем одно и то же. Надо в конце концов координировать совместные действия. – Он снова глянул на Катю хмуро, как на допросе. Приказал: – Ну, говори.
Что оставалось делать Екатерине Сергеевне? Сначала запинаясь, а потом войдя во вкус, она ясным, хорошо поставленным лекторским голосом рассказала Паше и сестре обо всем.
– Забавно, – пробурчал Павел, когда она закончила. – Приемлемо… – добавил он словечко из лексикона своего старшего товарища, полковника Ходасевича. – Ну, а ты, Дарья Сергеевна, – Павел обратился на сей раз к Даше, – что затеяла? – И, в свою очередь, глянул на старшую сестру тем тяжелым взглядом, что Катя называла «ментовским».
Дарья протянула: «Ну…» – обняла себя за плечи, словно бы замерзла. Потом вдруг вскочила, стала поправлять кастрюльки на плите, окно в жаркий столичный день пошире распахнула. Павел ждал. Потом произнес непередаваемой милицейско-учительской интонацией: «Мы все тебя ждем». И никуда не делась Дашка. Стала рассказывать. Сперва смущалась, запиналась, глуповато хихикала. Затем вошла во вкус. Стала рассказывать в лицах.
Катя слушала ее и дивилась: этакая клуша, маманя, домохозяйка – какова? Вон что учудила! Не ожидала она такого от тихони Дашки, совсем не ожидала…
Когда Дарья Коноплева завершила свою историю, Павел потянулся и хрустнул пальцами.
– Удивила, милочка, – проворчал он. – Ей-ей, удивила… Это хорошо, что вы, девочки мои, наконец-то мне о своих планах рассказали. Знаете, почему хорошо? Потому что в итоге может получиться любопытная комбинация… Так что, дорогие сестры, слушайте мое слово. Мой отцовский наказ. Наказ старого детективного волка. – Женщины замерли, уставились на Павла. – А наказ мой таков: продолжайте в том же духе. Благословляю вас на дальнейшие подвиги. Так держать.
– А чем ты будешь заниматься, Пашенька? – с легкой ехидцей осведомилась Катя.
– Я стану действовать согласно боевому расписанию, – важно ответил Павел. – У меня имеется собственный план.
Однако Паша в отличие от Кати с Дашей ни слова не сказал о том, что он сам планирует делать.
К наркоманам я испытываю примерно те же чувства, что к слизнякам. А именно: брезгливость и отвращение. Я их очень не люблю. Слизняков в детстве, когда они выползали на садовые дорожки, я осторожно, преодолевая тошноту, брал двумя пальцами и зашвыривал в кусты. Подальше от себя. Наркоманов я, конечно, никуда не выбрасываю. Но всегда стараюсь держаться от них подальше.
А вот к тем, кто торгует наркотиками, кто подсаживает на иглу других, я отношусь иначе. Я их – ненавижу. Этих сволочей я готов мочить безо всякого сожаления. И чем больше подобных субъектов – не колющихся или нюхающих, но приучающих, развращающих – отправляется в мир иной, тем большую нехристианскую, злобную радость я испытываю.
Говорят, мой подход соответствует западному государственному отношению к наркоманам. Там, говорят, если человек просто колется или «пыхает» – его лечат. А чаще – зашвыривают (как я – слизняков в детстве) с глаз долой. Чтобы тот сам собой подыхал где-нибудь в трущобах. Когда же ловят драг-дилера, торговца наркотой, – там такого гада мочат. Врубают падле на полную катушку: двадцать лет в тюрьме, без права апелляции.
А вот в нашей ушибленной на голову стране все перековеркалось. Ментам – дай бог моим бывшим коллегам сил и здоровья – легче ловить тех слизняков, что пару раз затянулись «ганжой». Но труднее доставать тех мерзавцев, кто месяц за месяцем, год за годом поставляют героин десяткам несчастных. В итоге в наших тюрьмах на одного наркоторговца приходится двадцать несчастных наркош – слизняков. Хотя всем понятно: главное зло проистекает совсем не от наркоманов – а как раз от тех, кто продает им адское зелье.
Подобными мыслями я занимал свою башку, сидя на лавочке в палисаднике старого московского двора в Измайлове. При этом я не спеша попивал пивко. Пиво отчего-то особенно хорошо шло после сегодняшней, практически бессонной ночи. После отупляющих и бесплодных раздумий о судьбе Ленчика.
Похоже, своей мелкой философией на глубоких местах я успокаивал себя. Или, напротив, самого себя накручивал? Приводил в боевую готовность перед тем, что планировал совершить? Кто его знает.
Все время я не упускал из виду вход в подъезд. Именно в нем (как рассказал мне во время нашей попойки в кафе «***» капитан РУБОПа Саня Перепелкин) проживал наркоторговец средней руки Рубцов по кличке Рупь.