Дань кровью
Шрифт:
В общем победном порыве наступало и боснийское войско во главе с Влатко Вуковичем. Правда, ему достался самый трудный противник — хладнокровный и непоколебимый, как скала, Баязет. Ему, единственному среди турок, удавалось пока сдерживать фронт, хотя уже явственно ощущалась угроза прорыва сербов с правого фланга его крыла. В этот момент к Баязету явился гонец со страшной вестью: падишах Мурат, его отец и повелитель, убит в собственном шатре неким сербским юнаком, властелином Милошем из Тьентишта. Правда, уже и сам Милош обезглавлен.
Не мешкая ни минуты,
Все мускулы на лице Баязета задрожали, на крупной бычьей шее вздулись вены. Он на мгновение закрыл глаза и пальцы сжал в кулаки. Однако медлить было нельзя. Победные крики сербов были уже отчетливо слышны даже здесь, в шатре.
Баязет окинул налившимися кровью глазами находившихся рядом визирей, пашей, муфтиев.
— Признаете ли вы меня своим падишахом?
— О да, несравненный и достославный наш повелитель Баязет! — хором отвечали придворные.
— В таком случае я принимаю вашу клятву и беру на себя всю полноту власти. И да поможет нам Аллах!
— Аллах акбар!
Все дальнейшие поступки и команды Баязета были настолько быстры и решительны, что позволили уже в конце битвы применять к нему, к его имени приставку — Йылдырым — Молниеносный.
— Был ли послан гонец с трагическим известием о гибели отца и повелителя нашего брату моему Якубу? — вопросил Баязет.
И только тут придворные опомнились: они ведь и в самом деле забыли послать гонца к Якубу Челебии. Однако именно это и было на руку Баязету — ведь Мурат так и не успел официально объявить имя своего наследника. Приказав послать к брату гонца, якобы с требованием от Мурата немедленно явиться в его шатер на совет, новый падишах дал визирям и чаушам строгий наказ тут же убить Якуба.
Это, кстати, был первый случай в Оттоманской империи, когда брат убил брата, дабы избавиться от ненужной впоследствии междоусобной борьбы за престолонаследие. Спустя всего каких-то два десятилетия примеру отца последуют и собственные сыновья Баязета.
Сам же Баязет немедля взял бразды правления в свои руки. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять, где хуже всего обстоят дела. Он тут же отправил в центр соглядатаев-глашатаев с призывами:
— Правоверные, смотрите, гяуры попятились! Сербы обратились в бегство!
На левом фланге глашатаи кричали во весь голос, перекрикивая железный скрежет и храпы коней:
— Куда бежите, правоверные? Позади река Ситница, справа враг, а слева Эгейское море преграждают вам путь. Разве не почетнее умереть в борьбе, как люди, чем, убегая от неверных, утонуть в волнах, подобно скотине? Куда делся, о турки, тот дух и та храбрость с которыми вы, переправляясь через Геллеспонт, стремились к господству в Европе? Или вы, быть может, пришли сюда лишь для того, чтобы благодаря нашему позору еще больше расцвела слава и сила славянского
Подобные выкрики глашатаев — уже не раз испытанное и исправно срабатывавшее психологическое оружие османского войска. Ведь и янычары, и азапы, и акинджии, и другие — все воспитывались на психологии победителей, и подобные психологические опыты с глашатаями, бьющие по самолюбию воинов падишаха, позволяли иногда выигрывать, казалось бы, уже вчистую проигранные сражения. Ведь душераздирающие крики о том, что сербы бегут, слышали и сами сербы. И если здесь, на данном участке боя, они наступали, то неизвестно, что творилось у них на флангах. Возможно, там действительно начинали брать верх турки. И подсознательная боязнь окружения ослабляла напор сербов, заставляла все чаще оглядываться назад. А там недалеко уже было и до бегства.
Вот и сейчас это подействовало. К тому же и сам Бая-зет не бездействовал. Словно молния набросился он на неприятеля. Первым делом он устремился на его левый фланг, то есть на боснийцев и примыкающую к нему часть сербского центра. Благодаря численному превосходству Баязету удалось разбить подуставшего воеводу Влатко. Покончив с левым крылом, Баязет всю свою силу бросил на центр князя Лазаря, обойдя его слева и зайдя в тыл. В это же время, подбадриваемый примером своего молодого повелителя, перешел в наступление и турецкий центр — Али-паша с конницей, Яхши-бег с оставшимися в живых янычарами, а также Шахин-бег, Иса-бег и другие. Даже левый, разгромленный Вуком Бранковичем, фланг турецкого войска, будто птица Феникс, возродился из небытия и тоже перешел в контрнаступление.
Произошел поворот в битве. Сербы дрогнули и повернули назад. Даже Вук Бранкович, не без основания ожидавший от князя Лазаря помощи в ратниках (хотя, подсознательно, и не надеявшийся на нее в силу общей разобщенности сербского войска) для того, чтобы окончательно добить левый фланг турок и зайти им в тыл, вынужден был повернуть коня назад. Турки не преминули этим воспользоваться. Они из последних сил набросились на сербов, причем одновременно по всему фронту.
И сербы побежали.
Даже вдохновенный порыв и призывы самого князя Лазаря, потерявшего уже двух коней и несколько раз раненого, не возымел должного действия. Бегство сербов становилось все более хаотичными, и волна отступающих понесла с собой и князя Лазаря.
Поняв, что все потеряно, и желая для будущих битв (а они неминуемы!) сохранить свое войско, Вук Бранкович приказал вывести его с поля брани. Косово — владение Вука — отныне становилось самой горячей точкой Сербской державы, ибо османы перенесли к его границам свои собственные рубежи. Поэтому, сражаясь сейчас до конца, Вук потерял бы и людей, и свою землю, и свою жизнь, да и обеспечил бы спокойное существование самим османам. А так, уходя из битвы не только не разбитым, но и в некоторой степени наиболее удачливым сербским полководцем, он сохранял за собой право сражаться с османами и дальше, что, и порою не без успеха, и делал на протяжении последующего десятилетия.