Даниэль Деронда
Шрифт:
Мардохей был большой мечтатель. Уже давно замечая, как его физические силы все более слабеют, и чувствуя умственное одиночество, он пламенно желал найти юное существо, которому мог бы передать все сокровища своего ума, найти душу, настолько близкую, чтобы она продолжала работу его жизни.
Постоянно изучая людей с одной неизменной целью, он, наконец, ясно определил, чего искал; он пришел к тому убеждению, что желанный человек должен представлять полную противоположность ему. Такой еврей, образованный, хорошо развитой, энергичный, должен вместе с тем отличаться красотой, силой, здоровьем, быть изящным человеком, привыкшим к светскому обществу, красноречивым и не нуждающимся в деньгах. Он на себе должен доказать,
За последнее время жажда воплотить свою идеальную жизнь в другом существе становилась все пламеннее по мере того, как я с нее выяснялась фигура физической смерти. В таком настроении он впервые увидал Деронда в книжной лавке. Лицо и вся фигура молодого человека поразили его необыкновенным сходством с идеалом, который он носил в сердце. Тем большее отчаяние почувствовал он, когда Деронда сказал, что он не еврей.
Но когда он увидал Деронда в тот же день за столом у Коганов, то нееврейское происхождение Деронда потеряло для Мардохее всякое значение, и первое впечатление воскресло с новой силой. Теперь он постоянно видел Деронда, во сне и наяву, в лучезарном свете рождающегося дня.
Мардохей знал, что незнакомец придет для выкупа своего перстня, и ждал его с нетерпением.
Между тем, и Деронда неотступно думал о нем. Раз он в лодке отправился в Сити, в книжную лавку Рама, где надеялся увидеть Мардохее. Думая о семействе Коганов, о которых он хотел собрать сведения у этого чахоточного еврея, он мало-помалу задумался об этой странной личности.
Занятый подобными мыслями, Деронда греб изо всей силы и вскоре подплыл к мосту, где он хотел выйти. Было четыре часа, и серенький день медленно умирал среди пурпурного блеска заходящего солнца. Деронда утомился от тяжелой гребли и, передав весла яличнику, надел пальто и, случайно подняв голову, неожиданно увидал Мардохее, пристально смотревшего на него с моста. Мардохей уже давно заметил приближавшуюся лодку и не сводил с нее глаз с каким-то нервным предчувствием… Деронда замахал ему рукой, и Мардохей торжественно снял шляпу…
Деронда вышел на берег и подошел к Мардохею.
– Я к вам, в книжную лавку, – сказал Деронда, здороваясь.
– И я ожидал вас, – отвечал Мардохей торжественно. – О, я жду вас здесь уже пять лет.
Впалые глаза Мардохее с глубокой любовью смотрели на Деронда, который быль глубоко тронут этой нежностью, хотя невольно вспомнил намек Когана на сумасшествие Мардохее.
– Я буду очень рад, если могу быть вам полезен, – искренно ответил он.
– Пойдемте в книжную лавку, – продолжал Мардохей, – мне уже пора: Рам скоро уйдет и оставит нас одних.
Через десять минут они были уже в маленькой, освещенной газом, книжной лавке.
– Вы не знаете, что привело вас сюда и соединило нас, – сказал Мардохей; – но вы видите, что жизнь моя быстро склоняется к закату, что свет меркнет. Вы пришли вовремя.
– Я рад этому, – с чувством ответил Деронда.
– Все это видимые причины, – почему я в вас нуждаюсь, – продолжал Мардохей, – но тайные причины относятся к давнему времени моей юности, когда я учился в другой стране. Тогда мои идеи и были ниспосланы мне свыше, и я почувствовал, что в сердце моем бьется сердце всего еврейского народа. Я учился в Гамбурге и Гетингене, изучал судьбы моего народа и знакомился со всеми отраслями науки. Я был молод, свободен и не знал бедности, потому что с детства научился ремеслу. Я пламенно стремился собрать еврейский народ в одно место, найти
– Я доставлю вам средства для напечатания вашего труда, – сказал Деронда.
– Этого мало, – поспешно ответил Мардохей: – вы должны быть не только моей правой рукой, но моей второй душой, второй жизнью. Вы должны иметь мою веру, мои надежды…
Мардохей положил руки на плечо Деронда, и лицо его сияло торжеством.
– Разве вы забыли, – тихо отвечал Деронда, – что я не принадлежу к вашей расе?
– Не может быть, – отвечал Мардохей шепотом, – вы не знаете вашего происхождения.
– Почему вам это известно? – с испугом спросил Деронда.
– Я знаю, знаю! – нетерпеливо воскрикнул Мардохей. – Почему вы отрицаете, что вы еврей?
Он не подозревал, что затрагивает самую чувствительную струну в сердце Деронда, который очень мучился от незнания своего происхождения. После минутного колебания Деронда дрожащим голосом отвечал:
– Я никогда не видел своих отца и матери и не знаю, – кто они, но думаю, что они англичане.
– Все откроется, все узнается, – торжественно произнес Мардохей.
В это время вернулся книготорговец Рам, и они пошли к лавке Когана. Дорогой они уговорились для беседы пойти в небольшой клуб, где собирались знакомые Мардохее. Приходя к лавке Когана, Деронда вдруг вспомнил о цели своего посещения Мардохея и спросил:
– Скажите, – почему с матерью Когана нельзя говорить о ее дочери?
– Я знаю, почему, – ответил Мардохей, – но я живу у них, и все, что слышу, останется тайной.
Деронда покраснел от этого непривычного для него упрека, решил не ходить к Коганам и простился с Мардохеем, обещая в субботу или в понедельник зайти за ним.
Свидание с Мардохеем произвело на Деронда сильное впечатление. Он видел, что уже начинает подпадать под влияние этого странного еврея, начинает проникаться его идеями и даже готов заняться осуществлением его мечты.
В «небольшом клубе, куда дня через четыре Мардохей привел Деронда, было человек десять таких же бедных, как Мардохей, евреев-ремесленников. Они здесь собирались для обсуждения разных научных вопросов и, главным образом, для философских споров. В этот вечер как-то само собой они заговорили о еврейском вопросе, и Мардохей говорил особенно горячо, убежденно, при чем видно было, что он говорит, главном образом, для Деронда, – доказывал возможность осуществления его мысли – создания нового еврейского государства.
Когда собрание разошлось, и Мардохей остался в клубе один с Деронда, он после некоторого молчания заговорил:
– По нашему учению души умерших воплощаются в новые тела для большего совершенствования; выйдя из пришедшего в ветхость тела, душа может соединиться с другой, сродственной ей, душой и продолжать вместе с ней свою земную задачу. Когда моя душа освободится от этого изнуренного тела, она присоединится к вашей душе и совершит предназначенное ей дело. Вы будете продолжать мою жизнь с той минуты, когда она внезапно оборвется. Я вижу себя в один памятный день моей жизни. Утреннее солнце заливало лучезарным светом набережную Триеста; греческий корабль, на котором я отправлялся в Бейрут в качестве приказчика одного купца, должен был выйти в море через час. Я был тогда молод, здоров. Я сказал себе: «Пойду на Восток, посмотрю там землю и народ, чтобы лучше потом проводить в жизнь свою мысль». Стоя на берегу, я ждал своего товарища, как вдруг он подошел ко мне и сказал: «Эздра, вот письмо тебе».