Данте
Шрифт:
— Все не так просто, — говорит он напряженным и низким голосом.
— Полагаю, ты думаешь, я должна быть благодарна, что ты выбрал первое, верно? — он встает, отодвигая свой стул, но я продолжаю. — Ты произнес целую речь о том, чтобы выйти за тебя замуж и обеспечить мое будущее, когда ты сделал этот выбор только потому, что твой отец заставил тебя. Думаю, если бы я не была беременна твоим первенцем, тебе было бы гораздо проще принять решение? Просто убить меня и перейти к следующему?
Его темные глаза сужаются, когда он смотрит на меня.
—
Его челюсть тикает от раздражения:
— Хватит, — говорит он низким, но сочащимся угрозой голосом, но я его больше не боюсь. Я не буду вести себя тихо, как хорошая маленькая заложница, которой он меня научил быть.
— Твой отец выдвинул тебе тот же ультиматум, что и Николь? Убей ее или женись на ней?
Вены на его шее вздуваются, когда он сжимает кулаки по бокам.
— Ты сначала решил жениться на ней, а потом понял, что другой вариант тебе больше подходит, в ночь перед свадьбой, Данте? Поэтому ты убил ту бедную женщину?
— Я сказал достаточно, Кэт, — предупреждает он меня, но я слишком поглощена своим гневом и глубоким чувством предательства.
— Она тоже была беременна? — я шиплю.
Он ударяет кулаками по столу с такой силой, что, кажется, вся комната сотрясается, а бумаги с его стола разлетаются по полу:
— Хватит!
Я вздрагиваю, делая шаг назад, ожидая, что он придет за мной. Но вместо этого он откидывается на спинку стула:
— Тебе это никогда не надоедает? — говорит он со вздохом.
Я хмуро смотрю на него:
— От чего? Я устал от многих вещей, так что тебе придется быть немного конкретнее.
— Бороться со мной во всем. Каждый божий день находить что — то новое, чтобы злиться на меня?
Я открываю рот и в шоке моргаю, глядя на него:
— Разве ты и твоя семья не устали находить способы вывести меня из себя? — я возражаю. — Ты попросил меня выйти за тебя замуж только для того, чтобы твой отец не заставил тебя убить меня и нашего ребенка вместо этого, и я не должна злиться из — за этого? Я должна перевернуться с ног на голову и быть благодарным за то, что ты не такой жестокий и ужасный человек, каким мог бы быть? Это верно?
— Мой отец долгое время ни к чему меня не принуждал, Кэт.
— Я не верю тебе, Данте. Я не верю ни одному слову, слетающему с твоих уст, потому что каждый раз, когда я нахожу способ помириться с тем, что, черт возьми, происходит между нами, ты бросаешь мне огромный вызов.
Он смотрит на меня, не дрогнув.
— Но на этот раз все кажется еще хуже, потому что на этот раз я тебе поверила, — я вытираю глаза, когда они наполняются слезами.
Его язык высовывается, когда он облизывает нижнюю губу.
— И теперь я узнаю, что мы вообще не замешаны в этом. Я ни в чем из этого не участвую. Здесь только ты и твоя
Его глаза темнеют, как будто то, что я сказала, каким — то образом причинило ему боль. Прежде чем он успевает ответить мне еще одной репликой, я выхожу из его кабинета. Тот факт, что он даже не пытается остановить меня, только еще больше доказывает мою точку зрения.
Глава 34
Данте
Дверь за ней закрывается, и я сижу в ошеломленной тишине. Она говорит, что я победил, так почему же я чувствую себя так, словно только что проиграл? Потому что я не хочу побеждать с ней, и определенно не таким образом. Видеть ее такой сломленной — это как будто осколок льда пронзает мое сердце.
Я мог бы придушить свою сестру за то, что она рассказала Кэт о нелепом ультиматуме моего отца. Джоуи вызывает здесь слишком много драмы. Мне нужно найти ей какое — нибудь занятие, чтобы занять ее, пока она не свела мою будущую жену, а по умолчанию и меня, с ума.
Джоуи находится в логове, когда я нахожу ее несколько минут спустя.
— Привет, — говорит она с усмешкой, когда я вхожу в комнату, совершенно не обращая внимания на бойню, которую она устроила в моей жизни сегодня.
Я сажусь в кресло:
— Почему ты так жестока к ней, Джоуи?
Она моргает, глядя на меня:
— Жестока к кому?
— Гребаная мать Тереза, — огрызаюсь я. — Кэт, очевидно. Кого, черт возьми, ты думаешь, я имею в виду?
— Я не жестока к ней. Я чертов луч солнца, — огрызается она в ответ.
— Так какого черта ты рассказал ей о папе? О том, что он сказал о женитьбе на ней?
— О, — она морщится, завинчивая крышку на бутылочке с лаком для ногтей. — На самом деле я не делала этого специально. Это просто как — то само собой вырвалось.
— Ну, она чертовски зла на меня из — за этого, и она… — я вздыхаю.
— Она что?
Я сглатываю, когда эмоции подкатывают к горлу:
— Она действительно расстроена. На этот раз я действительно облажался.
— Ты все время облажаешься, когда дело касается ее. Вы двое ссоритесь и миритесь. Это вроде как в твоем духе.
Я провожу рукой по волосам и откидываюсь на мягкую спинку кресла:
— Я не думаю, что смогу так легко все исправить, Джоуи.
— Почему? Что она сказала?
— Она думает, что я женюсь на ней только потому, что у меня нет выбора. Она упомянула Николь. Она спросила меня, поставил ли мне папа такой же ультиматум, когда я согласился жениться на ней.
— Ой.
— Затем она спросила, беременна ли Николь тоже.
Джоуи морщится:
— Двойной ай.
— Именно, — я провожу руками по волосам и вздыхаю.