Дантон
Шрифт:
Эро. Мелькнула мысль.
Камилл. Какая?
Эро. Ты когда-нибудь думал о смерти?
Камилл. О смерти? Нет, нет, я этого не люблю. Фу, это дурно пахнет!
Эро. Ты никогда не думал о том, как тяжело умирать?
Люсиль. Какой ужас! Нашли о чем говорить!
Эро. Ты добрый, милый, прелестный ребенок, и вместе с тем ты жесток, жесток, тоже как ребенок.
Камилл (взволнован). Ты в самом деле думаешь, что я жесток?
Люсиль. Вот у него уже и слезы на глазах!
Камилл (взволнован). Ты прав:
Люсиль (обвивая руками шею Камилла). Бедный мой Буль-Буль! Стоит ли горевать о негодяе, который хотел отрубить тебе голову?
Камилл (запальчиво). А зачем ко мне тогда приставать с такой мерзостью? S? quis atra dente me petiverit, inultus ut flebo puer! [2]
Люсиль (к Эро). А вы еще осмеливаетесь утверждать, что мой Камилл жесток!
Эро. Разумеется, осмеливаюсь. Ох, уж этот мне милый мальчик! Из всех нас он, пожалуй, самый жестокий.
Камилл. Не говори так, Эро, в конце концов я тебе поверю.
2
Если кто вонзит в меня острый свой зуб, я запл'aчу, как беспомощный мальчик ( лат.).
Люсиль (к Эро, грозя ему пальцем). Скажите, что это неправда, а то я вам глаза выцарапаю.
Эро. Ну, хорошо, неправда: самый жестокий человек — это вы.
Люсиль. Ну что ж! Ничего не имею против.
Камилл. Твои слова, Эро, меня очень расстроили. Это верно, я причинял людям много страданий, и все же я человек не злой. После моих прокурорских речей кого-нибудь непременно вздергивали на фонарь. Меня подстрекает какое-то бесовское мальчишество. Из-за меня жирондисты гниют в полях, которые поливает этот ледяной дождь. Из-за моего «Разоблаченного Бриссо» срубили головы тридцати юношам, прекрасным, благородным. Они любили жизнь так же, как я, они появились на свет ради того, чтобы жить, чтобы наслаждаться счастьем так же, как я. У каждого из них была своя ласковая, милая Люсиль. О Люсиль, бежим, бежим от этой смертоубийственной борьбы, которая может обернуться и против нас! Что, если и нас тоже — тебя, нашего маленького Горация?.. Ах, как бы я хотел снова стать никому не известным человеком! Где то убежище, то подземелье, в котором я со своей женой, ребенком и книгами мог бы укрыться от посторонних взоров? О ubi campi... [3]
3
О, где поля... (Вeргилий, «Георгики», II, 486).
ФилиппоТы попал в самый водоворот, тебе уже не выбраться.
Эро. Нет, отпусти Камилла, эта война не для него.
ФилиппоОн сам только что сказал: нужно исполнять свой долг.
Эро (указывая на Камилла, который прижался к Люсили). Посмотри, не кажется ли тебе, что долг нашего Камилла в том и состоит, чтобы быть счастливым?
Камилл. Это правда, у меня какое-то особое призвание к счастью. Есть люди, созданные для того, чтобы страдать. Мне страдания отвратительны, не хочу я их!
Люсиль. А я не помешала твоему призванию?
Камилл. Веста
Люсиль. Негодник! Он еще жалуется!
Камилл. Понимаешь, из-за этого я утратил всякую волю, всякую веру.
Люсиль. Каким же образом?
Камилл. Прежде я верил в бессмертие души. При виде человеческого горя я говорил себе: мир был бы устроен слишком нелепо, если бы добродетель не вознаграждалась где-то еще. Но теперь я счастлив, счастлив вполне, — вот я и боюсь, что уж получил свою награду на земле. И мой довод в пользу бессмертия не представляется мне больше убедительным.
4
Игра слов: Ларидон— имя собачки из басни Лафонтена и в то же время девичья фамилия Люсили.
Эро. Постарайся обойтись без него.
Камилл. Как это просто — быть счастливым! И как мало людей владеет этим искусством!
Эро. Самое простое дается труднее всего. Считается, что люди хотят быть счастливыми. Какое заблуждение! Они хотят быть несчастными, они этого добиваются во что бы то ни стало. Фараоны и Сезострисы, цари с головами, как у коршуна, и когтями, как у тигра, костры инквизиции, каменные мешки Бастилии, опустошительные и истребительные войны, — вот что им по душе. Чтобы внушить им доверие, нужно окутать себя мраком таинственности. Чтобы внушить им любовь, нужно прибегнуть к бессмысленности страданий. Но разум, терпимость, взаимная любовь, счастье... нет, нет, это все для них оскорбительно!
Камилл. Ты желчен. Надо делать людям добро даже наперекор им самим.
Эро. Нынче все этим занимаются — со средним успехом.
Камилл. Бедная Республика! Что они с тобой сделали? О цветущие деревни, обновленные поля, где воздух стал легче, а дали — прозрачнее с тех пор, как светлый разум своим свежим дыханием согнал с неба Франции пагубные суеверия вместе со старыми готическими святыми!.. Хороводы молодежи, кружащиеся на лужайках, героическое войско — братские сердца, стальная стена, о которую ломаются копья Европы!.. Наслаждение красотою, наслаждение гармоничностью форм, беседы в Портике, благородные Панафинеи, где проходят вереницы девушек с белыми руками, облаченных в легкие одежды!.. Свободная жизнь, радость, торжествующая надо всем, что есть безобразного, лживого, мрачного! Республика Аспазии и прекрасного Алкивиада, что с тобою сталось? Красный колпак, грязная рубаха, хриплый голос, навязчивые идеи маньяка, указка педанта из Арраса!
Эро. Ты афинянин среди варваров, Овидий среди скифов. Ты их не переделаешь.
Камилл. Во всяком случае попытаюсь.
Эро. Только потеряешь время, а может быть, и жизнь.
Камилл. Чего мне бояться?
Эро. Берегись Робеспьера.
Камилл. Я знаю его с детства — друг имеет право говорить все.
Эро. Неприятная истина легче прощается врагу, чем другу.
Люсиль. Молчите! Камилл должен быть великим, он должен спасти отчизну. Кто со мной не согласен, тот не получит шоколада.
Эро (с улыбкой). Я умолкаю.
Люсиль уходит.
ФилиппоИтак, Демулен, ты решил действовать?
Камилл. Да.
Филиппо. В таком случае никаких передышек! Преследуй врагов неустанно, пронзай их пером. Ты предпочитаешь мелкие стычки, а ведь это самое опасное. Ты ограничиваешься тем, что осыпаешь врагов ядовитыми стрелами, — это их еще больше ожесточает. Лучше целься прямо в сердце — покончим с ними разом!